Лена

   Валя еще не имела понятия о том, что такое любовь, но ей очень нравился Толя Клёнов – тёмноволосый, кареглазый мальчик. Что-то едва уловимое в облике парня выдавало его цыганские корни. Никто из ребят не обращал внимания на девушку. В лучшем случае говорили: «Валька, ты – отличный друг!» На танцах она скучала в сторонке, ведь Толик танцевал с Ленкой Масловой, которой он совершенно не нравился. Но, чтобы досадить  девочкам из отряда, она готова была хоть целый вечер танцевать с ним.
   Став взрослее, Ленка решила не размениваться «на слюнявые  комплименты прыщавых юнцов-дебилов, постоянно несущих  чепуху, ржущих невпопад, матерящихся для связи слов в предложении и норовящих залезть под юбку при каждом удобном случае». Она говорила, что бережёт себя для достойного состоятельного мужчины средних лет, способного оценить её тонкую натуру и пробудить в ней глубокое чувство. С ним Ленке хотелось быть одновременно и беззащитным ребёнком, и капризной кокеткой.
   Действуя согласно своему намерению, она сделала «резкий крен в бок»: ушла с третьего курса технического вуза изучать итальянский язык. Успешно окончив учебу, Лена стала экскурсоводом. Там, на работе она и познакомилась с Марио, влюбилась в него без памяти с первого взгляда. Его родители приняли её как дочь, обрадовавшись, что наконец-то их непутевый сын остепенится. Родятся внуки, и жизнь потечёт не хуже чем у других. Сыграли красивую свадьбу.
   Но беспечный Марио был совершенно не готов к семейной жизни. Вероятно, он принадлежал к тем людям, которых утомляет однообразие. Стремление отыскать свой идеал не даёт им покоя, поэтому его удел – вечный поиск. А Лена с первого дня, загипнотизированная его обаянием, прощала любвеобильному супругу его «невинные шалости», за глаза, называя его «мой кобелино Марио».
   Родилась дочь, а через год женщина снова забеременела. Лену не покидала уверенность, что родится мальчик.  Желание иметь этого ребёнка постепенно превратилось у неё в навязчивую идею. Не обращая внимания на приметы, она, начала готовиться к важному событию: перестирала и перегладила приданое, из которого выросла старшенькая, вязала носочки, шапочки, кофточки, ходила по детским магазинам, улыбалась, мысленно представляя малыша в той или иной обновке…
   Но в женской консультации в Москве, куда она приехала на похороны отца, ей категорически не посоветовали рожать «по медицинским показаниям» из-за проблем со здоровьем. Вдобавок, после длительных бесед с главным врачом, она действительно испугалась, что может произвести на свет инвалида, поэтому добровольно отказалась от повторного материнства.   
   Когда отошел наркоз, Лена не находила себе места: билась в истерике, плакала, причитала, качаясь на стуле, как сомнамбула. Затем она сникала под действием успокоительного. Днём женщина безразличная ко всему, надолго застывала у окна, точно мумия и смотрела в одну точку. Ела без аппетита. «Не убивайся, ты, зря! Есть у тебя дочка, она ещё совсем маленькая, вот и доведи её до ума! А что Бог не дал второго ребёнка – так это судьба. Не в нашей воле её менять»,–  утешала женщину опытная пожилая медсестра.
    Но помутившийся рассудок Лены отказывался примиряться с действительностью. Мучимая попытками вспомнить причину своей болезни, она неизменно приходила к выводу, что невольно является убийцей собственного ребёнка. Эта мысль невидимым молотом постоянно стучала в её голове. Женщину охватывал озноб. Что-то предательски начинало сосать под ложечкой, и она медленно погружалась в вязкую пелену бессознательности. К несчастью, Лена была глуха к словам сочувствия, ни с кем не делилась горем, не доверяла врачам, считая, именно их основными виновниками своего состояния, и потому испытывала огромную тяжесть в душе. Ночные слёзы в подушку не приносили облегчения. Целый месяц специалисты «ставили её на рельсы».
   Опустошённая, потерянная, она покинула родину.
   Но, переболев не рождённым ребёнком, Елена все-таки нашла в себе силы уехать от  мужа, отобрать у него дочь и вступить в новую жизнь преподавателя русской словесности в одном из университетов Италии.

Апрель, 2005