Голоса Тишины

Она любила сумерки – бархатные, синие. Не зажигая свечи, дабы не поранить их ненароком, она сидела в кресле у остывшего камина, и, забыв о часах, любовалась мягким ковром на паркете, сотканным из лунных бликов. Иногда уже заполночь она выходила на балкон башни, и луна заботливо укрывала её обнажённые плечи тонким плащом-паутиной и гладила волосы, осыпая их серебряной пылью. Им с луной нравилось молчать вдвоём.
Но сегодня на её столе горела свеча. Камин по обыкновению был холоден, но золотой огонёк над витым воском чуть подрагивал и дарил тепло, которого ей так не хватало сейчас. Огонь рождал причудливые полутона теней, но она не обращала внимания на их серые фигуры, пляшущие на коврах и тяжёлых шторах. Столь любимая ею прежде темнота сегодня несла непривычное одиночество. И отчего когда сердце до краёв наполнено этой странной щемящей сладостью, носящей короткое имя – Любовь, таким чужим и холодным кажется весь остальной мир?
В распахнутое окно смотрела ночь. Ночь была темноглазой, как тот, о ком она думала, и была молчаливой, как тот, о ком она думала. Он часто молчал. В такие моменты она молчала тоже, только всматривалась в чёрную глубь его зрачков – ей нравилось в них тонуть. Он слушал тишину, без слов, без движения смоляных ресниц, и ей ничего не оставалось, как слушать её вместе с ним. Быть может, для него тишина была иной, нежели для неё - она не могла знать этого наверняка. Но та Тишина, что открылась ей, поразила её в самое сердце. И неожиданно для самой себя она поняла и полюбила её.
Она не знала о нём ровным счётом ничего, кроме слухов, а они были один другого чуднее. Говаривали, будто был он иноземцем и совсем недавно пришёл в эти края с востока, из-за лесистых гор, из страны, славящейся своими золотыми и алмазными приисками, оттого и столь богат его дом. Другие утверждали, что напротив, прибыл он с Западных болот, из гиблого места в самом сердце чащобы, и что чёрный пёс его не пёс вовсе, а завороженный волк, а в дом его ночами собираются на шабаш летучие мыши. Третьи клялись, что видели, будто его гнедой на полной луне обернулся медведем, и лишь на ранней заре хозяин отыскал его в чаще. Она не верила слухам. Был он странником ли, рыцарем или чернокнижником – для нее он был лишь молчаливым сыном Тишины с агатовой теменью глаз.
В ветвях старой яблони запел соловей. Переливы его песни мягко лились через окно, заполняя мягкий бархат полутёмной комнаты. Она задула свечу и, набросив на плечи лёгкую шёлковую накидку, скользнула в сад, в объятия океана ночных звуков.
До него она никогда не задумывалась о том, сколь многоголосна тишина. Днём она слышала перестук колёс и крики возниц, доносящиеся с тракта, разговоры гуляющих, топот копыт и детский смех, а ночами она любовалась ликом луны, отдыхая от суеты и полуденного шума. И лишь рядом с ним она, прикоснувшись к самому сердцу Тишины, познала её Тайну.
Остывшая земля холодила босые ноги, а свежий ветер порывами трепал волосы и тонкую сорочку. Ей всегда нравилась грубоватая ласка ветра, его шершавые ладони и прохладные поцелуи на щеках. Теперь ей был открыт его Голос. Он был всегда разным: то ласковым, то строгим, то жалобным, когда его хозяин прятался от непогоды в каминной трубе. Сегодня ветер шептал ей о чём-то на своём дивном наречии, легонько шевеля яблоневые листья и срывая тонкий аромат с бархатных шапок чайной розы. Она улыбнулась ветру и почувствовала, как он тонко коснулся её губ. Над головой мягко прошелестела крыльями ночная птица. Мелькнул черным пятном суетливый жук, обдав волной жужжания жёстких крыльев. На пруду распевали лягушки. Где-то вдали всполошилась собака, разразившись переливистым лаем, ей ответила другая, третья. Шум леса. Плеск ручья. Крик птицы. Урчание кошки. Свист комара. Шум. Плеск. Крик. Урчание. Свист...
... Кузнечики в траве оглушали.
Она обхватила голову руками, тщась не утонуть в нескончаемом потоке Голосов Тишины. Вдохнув несколько раз глубоко живительную свежесть ветра, она подняла глаза. Над крышей, на смолёном полотне небосвода, мерцала серебряная звезда.
- Тебе по сердцу она? – он подошёл сзади. Его голос мягко влился в сплетение звуков, тут же сделавшись первым среди них. Ей нравился его голос.
Она покачала головой в ответ.
- Нет? Но она прекрасна. Она похожа на тебя.
Она снова отрицательно качнула головой и повернулась к нему, чтобы видеть его лицо; она уже успела привыкнуть к темноте. Он чуть заметно улыбался, а глаза его были чернее, чем сама укутывавшая летний сад ночь.
- Я не хочу быть похожей на неё, - сказала она, - эта звезда одинока.
- Ты никогда не будешь одинока, если сама не захочешь этого.
- Я не хочу.
- Ты останешься или уйдёшь со мной навсегда. Выбор за тобой.
- Я уйду с тобой навсегда.
- Ты слишком быстро отвечаешь. Неужели ты не слышала, что говорят обо мне, принцесса?
- Что ты пришёл из чащи леса, рыцарь?
- Да, принцесса...
- А твой богатый дом, рыцарь?
- Это всё морок, принцесса, на самом деле там лишь старая полуразрушенная башня...
- А тёмными ночами, такими как эта...
- ... В ней собираются дорогие гости, они и сейчас там и ждут нас, принцесса.
- Рыцарь, а как же твой верный пёс? Говорят, будто под шкурой у него бьётся волчье сердце...
- Не лжёт молва, принцесса, осиротевшим волчонком я нашёл его в лесу и выходил, с той поры он верно служит мне...
- Ещё о гнедом скакуне я бы спросила тебя, рыцарь...
- Он мой самый близкий друг, принцесса... Каждую ночь я отпускаю его погулять в его родном лесу...
- Ты смеешься надо мной, рыцарь.
- Нет, принцесса. Я и сам хотел бы, чтоб эти слухи оказались ложью. Но я бессилен что-либо изменить.
Она отстранилась и вновь взглянула на одинокую мерцающую звезду. Звезда молчала. Молчала и подруга-луна над шатром яблоневых веток. Молчала увитая тонкой берёстой башня с резным балконом. И только Тишина говорила, пела, кричала, сводя с ума переливами сотен своих голосов. Это он открыл ей их. 
- Я уйду с тобой навсегда.
Молчание.
-Я уйду с тобой навсегда!!!
- И тебе не важно, что говорят обо мне?
- Молва жестока...
- ...Но правдива.
Она резко развернулась, будоража тонкий предрассветный воздух шелестом взметнувшихся волос. В саду стало заметно светлее: с восточного края, из-за укутанных сиреневатой дымкой горных вершин, белой кошкой подкрадывался рассвет. Он стоял перед ней, опершись одной рукой на чугунную вязь изгороди и улыбался. До странного близкий и пугающе незнакомый.
Она приблизилась к нему и тронула его руку. Она оказалась тёплой и немного шершавой. Полуразрушенная башня, колдовской конь да волчья верность – вот она, твоя жизнь, рыцарь?..
Он выжидающе молчал. Молва жестока и правдива...

- ... Пусть. Я люблю тебя, рыцарь.