Божественный дьявол

Дом был пуст. Помещение мне было незнакомо. Я сидела у его кровати. Он был в бреду. Я знала, что жить ему осталось немного: часа два-три. Я чувствовала, как для него эти два-три часа казались такой вечностью. В его глазах жирным шрифтом читались боль, разлука, угнетение…
За окном шел дождь. Сильный дождь.…Было отчетливо слышно, как многозначительные капли бились об оконное стекло. Казалось: так билось сердце Георга. Он что-то пытался мне сказать, но, признаюсь, мне было все равно. Он был обузой, простой обузой в моей жизни. Но я понимала, что потеряв эту обузу, я разрушу жизнь, и мне, как и ему, жить оставалось недолго.
Георг умирал от тифа. Я могла тотчас заразиться, каюсь, пыталась это сделать, но меня ничего не брало.… А жаль, ведь я так хотела умирать независимо от врачей. В этом плане Георгу повезло.
Мне становилось так скучно, но я продолжала сидеть у кровати больного, как и было велено ним третьего дня. Позвал он меня, дабы покаяться. Так сказать, исповедаться мне, но он в бреду, небось, забыл, что я не священник, я просто чужая Мария в его жизни.
Он любил плевать мне в душу. Даже умирая, он не может меня оставить, оставить там, где я смогла бы убить себя взаперти от мира. Так, чтобы меня нашли на третьи сутки…Но сейчас я с ним.
Губы его пытаются мне что-то промычать, я прислушиваюсь. Лишь указательный палец с рубиновым перстнем смог мне что-то объяснить. Да, с рубиновым перстнем… Он умирает, думая о том, как выглядит… Чрезмерный эгоист. Презираю его.
Палец тотчас указывал на шкатулку. Я взяла ее, открыла. Там было письмо. Мерзавец, ну что еще?
Я взяла в руки письмо и начала читать вслух.
« Любимая моя, Мария! Пишу я Вам покаяться, ибо знаю, что причинил Вам много боли. Я сам-то причинял боль себе, и жалею, что впустую потратил лучшие лета жизни. Я прошу у Вас прощения, зная, что вы меня никогда не простите. Но это уже неважно, ведь я умираю, и скоро буду наслаждаться Вами с небес. Хотя… еще не факт, что я попаду в рай: много греха лежит на мне.
Вы были единственным ангелом в моей жизни. Но мой скверный гонор скрывал чувства к Вам. Я знаю, что никакой любви с Вашей стороны я не могу заслуживать – так уж и требует Ваша душа для спокойствия.
Я знаю, что лучшим моментом в жизни является Ваше признание мне в любви. Простите, что отвергнул Вас навеки. Я был так глуп. Даже не глуп, а деспотичен…
Простите меня за то, что на Ваших агатовых глазах крутил романы с другими, убивая, таким образом, Ваше снисходительство ко мне.
Я знаю, что никогда Вы не простите мне моего самого тяжкого греха. Вы и наше дитя не простят мне этого никогда. А я так хотел бы встретить Митеньку, нашего мальчика, там на небесах, куда послал его я собственноручно. Этому аборту не должно было быть места в нашей жизни.
Я был для Вас воплощением дьявола. Но вы не переставали верить в Бога. Я был для Вас хуже чумы, но Вы знали, что сможете найти средство от его избавления.
Я рад, что больше никогда меня не будет в Вашей жизни.
Убитый горем, Георг»

Я положила письмо назад в шкатулку, и поставила ее на трюмо. Георг продолжал что-то бормотать, но уже не так отчетливо, как раньше.
Через минут пять он умер.
Дождь прекратился.
Я легла на кровать рядом с ним, обняла и слушала тиканье часов, подаренных мною ему на именины.
Вы так умело травили мою жизнь, Георг, но эта отрава была смыслом моей жизни. На небесах мы будем одной семьей: Вы, мой деспот, я и Митенька.
Нас нашли на третьи сутки.
Наконец-то мы счастливы. Мы вместе.