Страна Графомания

Наверху: Госпожа Рамона Вайскопф, автор рассказов и стихов, помещённых на этой странице.
Более подробно о ней в книге "Вижу нечто странное..." в Прозе.Ру


Страна Графомания.

Вольтериан Свифтович Жюлев-Вернов.
(Прозванный недоброжелателями - непочитателями его творений
«Жулик-Верный»)
                Там, за далью непогоды
                Есть блаженная страна...
                Н. Языков

Художница Елена Андреевна Карзинкина ( в замужестве Телешова), принадлежавшая к одной из самых видных и просвещённых купеческих фамилий, рассказывала Вере Николаевне Муромцевой – Буниной о писателях и поэтах, собиравшихся в их доме по средам. Среди них были такие, как Горький, Андреев, Бунин, Скиталец, Серафимович, Вересаев, Гарин-Михайловский и др.

«Из моих друзей только Юлий Алексеевич (старший брат И.А.Бунина, давший ему образование) читал столько, сколько я, -- говорила она  с сокрушением, --писатели вообще читают мало...» 

                Графоманы!
                Беспокойные сердца!
                Графоманы!
                Всех изводят до конца!
                Друзья, вперёд!
                Перо зовёт!
                И бумага на столе нас ждёт!
                Из комсомольской песни


Жила - была на свете чудесная страна, многолюдная и богатая, населённая народом, поголовно грамотным в эпоху сплошной безграмотности. Т.е. все соседние народы были без-или-малограмотными, а вот в этой стране, благодаря мудрому управлению, все граждане,начиная с шестилетнего возраста, умели читать и, главное, писать (ударение на «а»!). Естественно, такое добро лежать без применения не должно и поэтому все жители этой страны – писали (ударение снова на «а» и в дальнейшем, если не будет специальных оговорок, это слово всегда следует читать именно так – с ударением на «а»!)
Конечно, они где-то работали, зарабатывая в поте лица  хлеб насущный, питались, спали, размножались, но в любое свободное от этих перечисленных занятий время – они писали. Читали – мало, а, точнее, вообще не читали, ибо справедливо рассудили, что «всех книг не перечтёшь» и «сколько можно читать?». Кроме того, все они в школе, когда ещё учились  писать и читать, усвоили одну историческую фразу, сказанную одним полководцем пророка Мухамеда, шейхом Омаром. Тот, как известно, приказал сжечь замечательную Александрийскую библиотеку и когда не в меру грамотные советники его посмели осторожно возражать против такого мудрого решения, он им ответил: «Если в этой библиотеке  есть книги, в которых написано то же самое, что и в Коране, хранить их бессмысленно, ибо в Коране уже всё имеется! Если же в этих книгах написано нечто, чего нет в Коране – значит эти книги вредные, порочащие Коран, и они тем более должны быть поэтому сожжены!» И великой библиотеки не стало.
Жители вышеупомянутой благодатной страны рассуждали точно так же! Каждый из Пишущих понимал, что так называемые «писатели прошлого»  жили в иную эпоху и поэтому многого не знали, не понимали и никак не могли передать в своих писаниях ни чувств, ни эрудиции людей нашего времени. Так называемые «современные писатели» тоже не могут все поголовно проникнуть в душу каждого Пишущего и передать его особые, только ему присущие, мысли и чувства! При этом они ссылались тоже на всемирно известного поэта и писателя Heinrich(a) Heine, сказавшего::
«Каждый человек – это целый мир! Под каждым могильным камнем лежит всемирная история!».
А также упоминали, в связи с предыдущим, Козьму Пруткова: «Никто не может объять необъятное!». . 
В демократическом государстве, -- добавляли Пишущие весомо, -- а именно такой является наша страна, каждый имеет право на свободу слова, как устного, так и письменного!
Даже детей в этой прекрасной стране сначала учили писать, и лишь позднее, по мере полового созревания,  читать, с целью сугубо прагматической: уметь читать наклейки на средствах и таблетках, предотвращающих «демографический взрыв», с объяснениями, как правильно ими пользоваться. Так у молодого поколения сызмала вырабатывалась привычка внимательно читать прилагаемые к «средствам» инструкции, навыки к их пониманию и практическому использованию, а также хороший литературный стиль изложения мысли – краткий, содержательный и лапидарный. Здесь весьма уместны слова А.П. Чехова о том, что писать надо так, чтобы: «Словам  было тесно, а мыслям (и каким?!) – просторно»! Трудно удержаться от похвалы мудрой предусмотрительности правителей этой страны!

Итак, все жители страны писали. Изредка, встречаясь друг с другом по случаю больших праздников, они рассказывали друзьям и близким о том, что они пишут, а те – рассказывали первым, тоже, что они пишут. Поэтому вечера встреч всегда были очень оживлёнными, все говорили со всеми и никто не скучал, ибо каждому было, что рассказать о себе другим...
Это мирное и вполне доброжелательное всеобщее писательство было однажды грубо оборвано одним желчным специалистом из так называемых экологов. Он, конечно, тоже писал, но раз, в поисках вдохновения,  решил съездить за город и побродить по лесочку, который любил ещё с детства, но в который давно не заглядывал из-за  занятости писательством. Он поехал на электричке в привычное место и, к удивлению своему, никакого леса не обнаружил. На месте лесочка стоял огромный бумагоделательный комбинат. Страшная мысль молнией промелькнула в мозгу эколога, он бросился обратно на железнодорожную станцию и на карте, прикреплённой к стене, стал искать другие лесные массивы. Найдя их на карте, он немедленно устремился в указанные районы. Но, о, ужас! Куда он не направлял свои стопы или руль машины, он обнаруживал всегда одно и то же! Леса не было, зато на его месте во всю работал очередной бумагоделательный комбинат! Эколог забил тревогу! Пощадите наши леса! (Которых уже не было!) Поскольку все писали, а не читали (кроме указанных наклеек на «средствах»), его вопль на страницах газет услышан не был, точнее, не был прочитан.
Страна, до этого, счастливая и богатая стремительно катилась к полной разрухе!
Были изобретены персональные компьютеры, но они большой популярностью у населения не пользовались, так как все писали или ручками и карандашами или печатали свои творения на обычных пишущих машинках. Компьютерная промышленность начала было приходить в упадок. Не помогли покупаемости и заманчивые предложения компьютерщиков давать «бесплатно» к каждому купленному компьютеру сканнирующий прибор. И только тут, после провала со сканнерами, в чью-то гениальную голову пришла яркая мысль: давать бесплатно не сканнер, а дешёвый принтер, т.е. печатающее устройство! И, действительно, наступил бум! Все покупали компьютеры, т.к. на них оказалось  удобнее писать и, главное,  печатать! Это, в свою очередь, вызвало новую волну спроса на бумагу и страна оказалась на краю бумажной пропасти.
Попытались было покупать бумагу у соседних, безграмотных стран. Но её производилось очень мало, ведь безграмотные же! Да и что можно было дать взамен? Только напечатанные книги, а безграмотные соседи ими совершенно не интересовались!  Кризис нарастал!

В генеральном штабе этой страны служили на довольно высоких должностях «три танкиста, три весёлых друга», или, как их ласково называли друзья и подчинённые, «чёрные полковники». Дело в том, что все трое когда-то служили танкистами и в их танк попала противотанковая ракета. Они сильно пострадали, во-первых, у всех почернела кожа от взрыва этой ракеты внутри танка. Во-вторых – один танкист лишился кистей рук, другой – был контужен и руки его сильно дрожали, а третий получил страшную психологическую травму, начисто отбившую у него желание писать! Эти три полковника были единственными в стране лицами, по причинам вышеупомянутым, которые или не хотели или не могли писать, а только читали!
Они и прочитали в газетах о надвигающейся писательской катастрофе и решили действовать незамедлительно! Созрел заговор, который воплотился в военный переворот. Бескровный по счастью – ибо все, включая службу безопасности и правительство, были заняты писательством!
Первыми декретами нового правительства  «чёрных полковников» были:
Закон о всеобщем обязательном  НЕобразовании.
Закрытие всех школ, издательств, писательских кружков и запрет заниматься любой деятельностью, как-то связанной с писательством!
Вместо этого, население страны было брошено на субботники и воскресники по лесопосадкам.
Писать не разрешалось даже доносы на соседей, родных и друзей, полковники мудро решили, что нельзя оставлять населению Графомании никаких лазеек для писательства!
Все приказы передавались изустно и только.

Население страны впало в тихий ужас от таких драконовских мер, но, в целом, им подчинилось. Инстинкт самосохранения оказался всё-таки сильнее позывов к писательству! Но не у всех. Осталось немало фанатиков, лозунгами которых стало:
«Писать и не сдаваться! Умрём писáя!» (Вновь напоминаем, ударение на «А»!!!)
«Графоманы – это аристократы пера!»  И «Писýю – значит существую!»
Одна пламенная графоманка, прозванная за пылкость и страстность в любви
(к написанию романов, очевидно, ибо читать она так и не научилась) «Пассионарией», бросила клич: «Лучше писáть стоя, чем читать на коленях!»
На это вызов полковники ответили ужасающим по жестокости шагом: Писатели, схваченные на месте преступления, подлежали пытке – смертной казни! И какой?! Ужасней человечество ещё не придумало за свою историю!
Осуждённого сажали в удобную и комфортабельную одиночную камеру и через громкоговорители зачитывали ему его собственные произведения в течение шестнадцати часов с перерывами на завтрак, обед, ужин и  восьмичасовой сон!
Даже когда заключённый находится в благоустроенном туалете, совмещённом с душем и примыкающем к его камере, громкоговорители продолжают не громко, но внятно и настойчиво зачитывать ему его творения. Когда последние заканчивались, всё повторялось вновь. Окна камер, расположенных на верхних этажах небоскрёба, были постоянно открыты, у окна стояла удобная с перильцами лесенка, позволяющая заключённому самостоятельно влезть на подоконник и прыгнуть вниз. Если «автор» предпочитал другой способ самоубийства, ему предлагались на выбор: заряженный одной пулей пистолет, верёвка, прикреплённая к прочному крюку в потолке, ампула с цианистым калием и список любых других способов покончить с собой. Большинство приговорённых обычно кончали с собой после трёх - пятикратного повторения их собственных произведений. Некоторые, особо упрямые, уламывались только после семи-десятикратного зачтения. Были, однако, некоторые смертники, на которых эта страшная пытка-казнь вообще не действовала!!!
Один, например, получая ежедневно на обед вишнёвый компот (вишни, заметим, в компоте были с косточками, неочищенные, изощрённый садизм полковников!) выбирал косточки, но не выбрасывал их, а хранил в камере и развлекался тем, что мощным выдохом через пустую сигаретную трубочку («Мальборо») стрелял ими в громкоговоритель на потолке. Для предотвращения каких – либо диверсионно-подрывных действий со стороны заключённых,. громкоговорители эти были защищены стальной крышкой с дырочками. Так вот, этот заключённый ухитрился так ловко обстреливать эту крышку липкими вишнёвыми косточками, что все дырочки оказались залепленными и звук голоса, зачитывающего его  творения стал почти неслышен! Другой придумал, тоже с вишнями, ещё один фокус. Он затыкал уши вишнями и тоже «глох». Вдобавок, на сладкий сироп, льющийся из его ушей, через открытое окно слетались пчёлы, осы и даже шмели, которые, ползая у его ушей, своим жужжанием «глушили» звуки из громкоговорителей!
Этих заключённых чёрные полковники, обнаружив их ухищрения, наказали с непревзойдённой жестокостью: выслали из Графомании в соседние, безграмотные страны, где те быстро зачахли и умерли, так как никто их не слушал, т.е делиться своими «творческими планами» было просто не с кем. Романы писать было не на чем, из-за практического отсутствия бумаги, единственными грамотными людьми были монахи, которые не писали, а читали,  да и то, только Библию. От полной «невостребованности» наши выдающиеся Графоманы и скончались.
 
А внутри страны зрел контрзаговор против чёрных полковников – «ПОДполковничий.»


«Я под их подкоп –
Чтоб с места не сойти мне! – вроюсь ниже
И их взорву. Ну и переполох,
Когда подвох наткнётся на подвох!» (Гамлет)
 
Наиболее честные и сознательные жители страны, «Графоманы По Призванию», как они себя называли, придумали необыкновенно хитрый ход, изменивший, как выяснилось впоследствии, ход Графоманской истории. К полковникам были подосланы врачи, лечившие одного - от болезни Паркинсона,  к другому – явились лучшие нейрохирурги с бионическими протезами. И оба полковника были вылечены! Управляемые биотоками протезы полностью восстановили функцию кистей рук, а лекарства против болезни Паркинсона сняли дрожание рук! С третьим оказалось труднее – тот, почти еженощно, видел сны-кошмары, будто он тоже стал Графоманом! И это вызывало в нём сильнейшее отвращение к писательству! Но опытные и талантливые психиатры - психологи, специалисты по психоанализу, один даже был внуком самого Сигмунда Фройда, справились и с этим тяжелейшим больным! Вернули его к нормальному состоянию жителя Графомании! Они сумели его убедить, что то, что он видит во сне, не есть ночные кошмары, а Глас Божий, призывающий его к писательскому творчеству! Так все три полковника стали полностью нормальными людьми и с энтузиазмом бросились  в писательство. Жизнь в Графомании снова вернулась в нормальную колею! И, чтобы не травмировать излишне нервных и впечатлительных экологов, на всех бумагоделательных  и бумагоперерабатывающих комбинатах стены корпусов были украшены художественно выполненными картинками, изображающими деревья и леса! Картинки эти были выполнены лучшими художниками по старым фотографиям, зафиксировавшим когда-то существовавшие деревья и леса.
И Графоманы снова стали народом поголовно грамотным в эпоху сплошной безграмотности!   

Тем временем в соседних, сплошь безграмотных странах, завершились работы по созданию страшного вируса. Были также разработаны все средства доставки и распыления его спор над Графоманией. Вирус этот обладал удивительной избирательностью, он поражал определённые зоны мозга, отвечающие за способность человека «писать» и понимать, что пишешь...
Люди, чей мозг был поражён вирусом, теряли возможность писать (аграфия) и понимать написанное (алексия)...

Прошло  двести лет и страна, которую теперь все называли  Аграфией Алексеевной, покрылась непроходимыми джунглями, поглотившими даже некогда огромные и величественные корпуса бумагоделательных комбинатов.
Против природы не попрёшь!
В этом даже потомственные графоманы бессильны!