Призраки

-


Копоть утра с пробуждением на плечи садится. Воздух вместо крови вместо головы светящийся шар, поставить. Никакое сердце не умеет так сильно любить, как может любить, сжимая умирающего от холода, коим имеет право в полной мере насладиться, как творением, оканчивающим свой путь -  неведомый.  Ради справедливости смерти. Штопанье  нитей тела.
Видимый дневной свет закрывает глаза шорами, в зеркале чужое лицо, изменяющееся с каждым днем, подвластное времени, окружающей постижимой реальности, законам биологии.

Стены черепа, в конце черепа, выходы, видим видимый мир. И в темноте, при занавешенных окнах, также как в утробе, прочувствовано существование внутри, парализованное наблюдение  через выходы. Конус носа, длина языка.

Оно так близко, что есть силы достать до него.
Глаза склоняются над спящим человеческим телом, которое держит в заточении бессмертие и пустоту.
Определение дает смерть духу, высвобождение. Топчет лицо.
За надежды держатся  руки, не срываются петлями о  твердое.
 Муха летает, также летает над длинными грядками, вытоптанными вымышленными существами, которые давно уже все  умерли. Остались перчатки, документы, заметки в книгах прибытия, отбытия, надгробные камни. Армии, в грохоте костей, разбивающиеся о снаряды, в единении за руки взявшись, в небо, забыв о великих целях, в небо.

Старые грязные образы, черные дороги вдоль полей с останками животных, листьев, белые камни храма далеко в углу горизонта, шагами к нему ближе, место, где соединяется тепло земного сна с жизнью звезд, где слышно святые звуки.

Где мощь святого образа, задерживающегося в сознании по многу лет, лечит от ожогов теменью.  И в этом моменте проходящей жизни, озверев, кромсает дух.

Вера и безверие вместе на единой полке, захваченные скоропостижностью, кусками мяса, лживостью, ограниченным местом, не всеобъемлющей памятью, точками, что  стоят с убийцей воробья, пожирателем млечных путей.

И огромная улитка, почти не ползущая, застывшая с червем здесь, на ржавой трубе, молчит. Сквозь зубы шипит верующий. Лист молчит. Кричит ребенок. Умирающая дуга глаза не выражает. Куст ломается под ветром. Жуть детского пробуждения  раздается эхом в мир, где ему суждено стать еще одним человеком.

Мирное время. Если не слышно города, если не слышно внешнего, только околоземное пространство пропитывает сущность.

Сущность не молит, в тишине нет ее стонов, в тишине она громадой возвышается над горами,  падая, не терпит крах.