Арзамас

I

Собор, построенный на краю
самого высокого холма, где
когда-то жили татары, а потом
мордва, и, поговаривают,

поделенный когда-то между
братьями Орзом младшим,
соблазнившим много женщин,
и Массом, рожденным, чтобы

владеть всем безраздельно;
все же уступает место парку,
который раньше был лесом,
а потом лугом, и позже -

пустырем с грязью и ямами,
где вязли лошади и телеги,
везя на казнь бунтаря Пугачева.
И тракт, ведущий вниз к реке

с постройками в два этажа,
и кривыми ступеньками при
входе в любую лавку; и даже
рынок, где торгует джинсами

цыганка Альбина, и карманник,
не тая зла, вытащит у вас душу,
как кошелек, чтобы напиться и
наесться всласть, тоже - лишь

дополнение к  покорности люда,
не власти в любом ее проявлении,
а времени, перед которым
ничто не властно. Клумба в парке

с цветами, высаженными в
строгом порядке исчисления
дат руками работницы некоего
треста зеленого хозяйства,

- как суть провинциальной жизни:

II

маргаритки, флоксы, фиалки и
ноготки или крапива вперемешку
с подорожником - не являются
приоритетом. Они будут высажены

или прорастут сквозь землю,
чтобы показать - как время
листает календарь эпох. Но
воздух здесь всегда удушлив

и грозы бывают редко, а
дорога к бюсту писателя
поросла травой, и многие
тропы, опоясавшие памятник,

не направлены к его постаменту.
Здесь избы, вросшие в землю
по пояс, ждут, крестясь, прихода
Миссии. Все здесь, как мазки

художника, наносное: холст в виде
перевернутой тарелки ландшафта
выкрашен изумрудным цветом,
на котором пятна белил и охры -

луковичные точки церквей,
серый асфальт с песком
и коричневой пылью, сизые
панели домов, замазанные

салатовым налетом ветхости.
Деревни по соседству, там
- резные наличники из ольхи,
дома с пологими крышами,

с хлевом, где утром крепко
пахнет от загона для скота, а
сеновал манит своей сладкой
дремотой, и от этого хочется

вскинуть руки, вальсируя

III

меж огородного инвентаря.
Полосы железных дорог,
разбросанные, как спицы:
не могут быть столь же ровными

какой была когда-то длинная
нить, вырванная из горсти овечьей
шерсти костлявой рукой моей
бабки Ольги, набожной и строгой.

Ее молитва у иконы, наверное,
была услышана Богом, потому
что уплывающий от родных
берегов корабль пробуждает

желание запечатлеть исчезающие
из жизни навеки очертания и
образы. Дорога, соединяющая
город с тюрьмой на Высокой Горе,

где заключенные носят бодяги
с дурно пахнущей пищей и
кашляют в жаркий день; и тюрьму
с городом, где сутинерша Галя

продает на панели молодую
девицу, отданную в бордель
участковой;  уже стала местом
Апокалипсиса, когда эшелон,

груженный взрывчаткой, взорвался
на переезде, и кривой автобус,
битком набитый людьми, у
шлагбаума взлетел на воздух

и был брошен с высоты на землю
в ста метрах от взрыва. А те, кто
выжили, в кровавых потеках, с
изуродованными лицами, крича,

искали спасение в пылающем зареве.


IV

Вокзал и многие избы были
стерты с лица земли взрывной
волной. Город, стоящий на
перепутье неких скрытых дорог,

между адом и раем: чистилище
среднерусской равнины. Где-то
здесь - золотые ворота в тихую
вечность. И Саров, и Дивеево -

как седые монахи, имеющие
смутные представления о многом,
но посвященные в главное,
отчитывают "Арзамас-шестнадцать",

где академик Сахаров занимался
созданием водородной бомбы. И
нет разницы, ездит ли настоятель
монастыря на "Волге", или ходит

пешком по пыльной дороге, он
никогда не сможет обуздать
страсти - только любовь...
Собор, построенный на краю

самого высокого холма, где
когда-то жили татары, а потом
мордва, будет венчать юных,
и белые голуби будут парить

в его куполах, а тонкие лучи
света будут ворошить пыль
золотых икон, а тихая жизнь
глубинки будет медленно плыть

по глади реки, разделившей
ровные берега на две мимолетные
сути, создавая полотно одного
целого, названное емко и кратко:

жизнь человеческая.

10.06.2009 г.