Я люблю родину. Я очень люблю родину...

«Я ЛЮБЛЮ РОДИНУ. Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ РОДИНУ…»

«Моя лирика жива  одной большой любовью – любовью к родине. Чувство родины – основное в моем творчестве», – так сказал  С.Есенин о главной теме своей лирики. Действительно, именно тема любви к родине – России является той красной нитью, которая пронизывает все творчество поэта. Жизнь на родине поэт ставит выше жизни в раю:

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою!»

Родина в творчестве Есенина разная, ее образ противоречив так же, как противоречив русский национальный характер. С одной стороны, Россия – страна смирения и покорности. На страницах произведений Есенина воскресают образы  нищих, богомолок, монахов, которые являются живым воплощением покорности судьбе («За горами, за желтыми долами…», «Калики», «Опять раскинулся узорно…», «Пойду в скуфье смиренным иноком…» и др.). Характерной приметой пейзажа раннего Есенина становится церковь, а отличительной чертой лексики – употребление церковных слов «осанна», «аналой», «алтарь», «мощи» и др.

Однако уже ранние вещи поэта обнаруживают неоднозначность его отношения к странникам и богомольцам. Так, в стихотворении «Калики» звучит пародийный элемент. Позже, у зрелого Есенина мотив смирения почти полностью исчезает. Его место занимает тема удальства, хулиганства.

«Залихватское», «разбойное» начало, по Есенину, так же является отличительной особенностью России и русского народа. Мотив «удальства», «хулиганства» наиболее ярко проявляется в таких произведениях, как «Хулиган», «Исповедь хулигана», цикле «Москва кабацкая».

«Хулиганские» стихи поэта имеют разнообразные оттенки. То он говорит об этом с неподдельным трагизмом: «Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист», то с мягкой иронией: «Хулиган я, хулиган…» иногда в стихах поэта ощутим эпатаж:

Вот такой, какой есть,
Никого ни в чем не уважу,
Золотую плету я песнь,
А лицо иногда в сажу.

«Разбойничьи» мотивы в лирике поэта следует понимать в свете его общего восприятия действительности. Согласно художественной концепции Есенина, разбойник как личность стоит выше обыкновенного мещанина, заботящегося лишь о собственном благополучии. Разбойник живет «сгорая», а обыватель – в постоянном страхе перед действительностью. Сам Есенин потому и рядился в «разбойничьи» одежды, чтобы «ярче гореть». Чувствуя, что он может утонуть в трясине обывательщины, Есенин начинал «скандалить».

Еще одна черта России и россиян – анархическое, стихийное начало. В таких произведениях, как «Песнь о Евпатии Коловрате», «Ус», «Марфа Посадница», Есенин поэтизирует русскую вольницу. Наиболее характерна в этом отношении последняя поэма. В ней противопоставляются образы Марфы Посадницы и московского царя Ивана Грозного. Симпатии автора явно на стороне Марфы. Новгородская правительница, население города, отстаивая свободолюбивые заветы предков, восстают против самодержавной власти. Новгородский вечевой анархический порядок управления, изображаемый автором в качестве идеала, противостоит в произведении объединительным устремлениям первого в истории России царя. Все в образе Марфы, по замыслу автора, должно подчеркнуть красоту и величавость:

Марфа на крылечко праву ножку кинула,
Левой помахала каблучком сафьяновым.
Быть так, – кротко молвила, черны брови сдвинула –
Не ручьи-брызгатели выцветням росяновым…
………..  …………  ……….  ………….  ………..
Возговорит Марфа голосом серебряно…

В то время как новгородская посадница, которой прислуживают ангелы, общается с Богом, пишет ему письмо и получает ответ, «царь московский антихриста вызывает».  Иван Грозный вступает в сговор с сатаной, продает ему свою душу. Он расписывается на бумаге, данной чертом, собственной кровью:

Чиркнул царь кинжалищем локоток,
Расчеркнулся и зажал руку в полу.

В конце произведения  выражена вера в возможность претворения в жизнь святого Марфина завета: «заглушить удалью московский шум». Звучит  дерзкий вызов царю:

А пойдемте, бойцы, ловить кречетов,
Отошлем дикомытя с потребою царю:
Чтобы дал нам царь ответ в сечи той,
Чтоб не застил он новоградскую зарю.

В «Марфе Посаднице» Есенин предстает в качестве противника государственности и сторонника новгородской анархической системы самоуправления.

Наиболее сильно анархическое начало в творчестве Есенина проявилось в его «революционных» поэмах («Товарищ», «Пантократор», «Небесный барабанщик», «Октоих» и др.) Он поет гимн стихии, разрушающей старые устои и порядки. То, о чем мечтал Есенин в «Марфе Посаднице», осуществилось. Повсюду слышен «волховский звон и Буслаев разгул», во вселенском вихре «закружились… Волга, Каспий и Дон». Этот поток, неотделимой частью которого является и поэт, призван расшатать и уничтожить «мир эксплуатации массовых сил»:

Плечьми трясем мы небо,
Руками зыбим мрак
И в тощий колос хлеба
Вдыхаем звездный злак.

Поэт видит в революционном вихре чудесного избавителя «умирающего человечества, которому он протянул… как прокаженному руку и сказал: «Возьми одр твой и ходи». На развалинах старого мира зарождается чудесным образом исцеленное человечество, более не пребывающее «в слепоте нерождения». В напряженности ожидания светлого будущего, в изображении шествия преображающей стихии, наконец, в картинах осуществленной «вечной правды» на земле Есенин максимально приближается к одному из главных идеологов анархизма М.Бакунину. Отчаянное богоборчество Есенина  сродни бакунинскому. Бакунин утверждал, что Христа нужно было бы посадить в тюрьму, как лентяя и бродягу. И вот теперь Есенин угрожает Богу «выщипать бороду» и «выплевывает изо рта» «Христово тело». Как известно, М.Бакунин воспринимал разрушение как творчество, утверждая, что «радость разрушения есть в то же время творческая радость». Достаточно прочитать есенинскую «Инонию», и станет ясно, что поэт мыслит в тех же категориях. Он упивается открывшейся возможностью перевернуть и уничтожить старый мир и испытывает наслаждение от разрушения:

Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля!
……..     ………    ………
… весь воздух выпью…
……..     ……….   ………
В оба полюса снежнорогие
Вопьюся клещами рук.

Коленом придавлю экватор
И, под бури и вихря плач.
Пополам нашу землю-матерь
Разломлю, как златой калач.

Русская стихия становится предметом пристального внимания  поэта также в поэме «Пугачев». Главный герой этого произведения замечает:

Кто же скажет, что это свирепствуют
Бродяги и отщепенцы?
Это буйствуют россияне!

Этой репликой смещается акцент с классового характера восстания и указывается на его общерусское значение. Это имел в виду Пугачев? Или, точнее, Есенин? Очевидно, все ту же «иррациональную, непросветленную и не поддающуюся просветлению», по словам мыслителя и философа Н.Бердяева, стихию русской души.

Есенинский Пугачев тешит себя иллюзией, что ему удастся обуздать повстанцев и поставить мятеж под контроль («пустить его по безводным степям как корабль»), однако у него ничего не получается: он сам становится жертвой бунта.

Еще в одной есенинской поэме «Стране негодяев» выведен образ героя, называющего себя анархистом. Это повстанец Номах.

… я – гражданин вселенной,
Я живу, как я сам хочу! –

заявляет он, посылая «к черту» государство, «от которого он отказался, как от мысли праздной, оттого, что постиг… что все это договор, договор зверей окраски разной». Анархический протест Номаха – это попытка ухода от действительности, вызов миру, обманувшему надежды человека на лучшую жизнь.

Номах не одинок в беде, через этот образ поэт раскрывает трагедию многих русских людей, искалеченных революцией.

Банды! Банды!
По всей стране, –
говорит герой, –
Куда ни вглядись, куда ни пойди ты –
Видишь, как в пространстве,
На конях
И без коней,
Скачут и идут закостенелые бандиты.
Это все такие же
Разуверившиеся, как я…

Собрат Есенина по перу, тоже выходец из деревни литератор П.Орешин, сказал, что «еще ни один поэт не показывал с такой неотразимой силой русскую стихию».

Еще одной важнейшей чертой России в восприятии С.Есенина является религиозность русского народа. Следует, однако, подчеркнуть ту особенность, которая отличала религиозность поэта и подавляющей части русской интеллигенции от православного вероисповедания. В христианстве Бог «над нами», в системе координат Есенина он находится «впереди»: Царствие Божие должно осуществиться не на небесах, а в реальной земной жизни, в будущем. Название этого земного рая может звучать по-разному: «социализм,  или рай», «Инония», «мужицкий рай», но суть от этого не меняется. Какому бы Богу человек не молился: тому, что «над нами», или тому, что «впереди», сам принцип, лежащий в основе любой религии, остается неизменен: вера, иррациональный опыт человека. «Мы верим, – писал Есенин в «Ключах Марии», – что чудесное исцеление родит теперь в деревне еще более просветленное чувствование новой жизни. Мы верим, что пахарь пробьет теперь окно не только глазком к богу, а целым огромным, как шар земной, глазом».

Однако роль певца, художника, выразившего наступление новых времен в своих произведениях, не удовлетворяет Есенина. Его помыслы идут дальше – поэт ощущает себя едва ли не новым Мессией:

Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей, –
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.

В обществе будущего ведущее место Есенин отводит искусству. Возрождение искусства – главная задача революции. «Люди должны научиться читать забытые ими знаки», – писал Есенин.

В дальнейшем религиозные чаяния поэта потерпят крах. На смену им придёт разочарование в жизни и пессимизм.

Еще одним важным качеством воспетой Есениным страны является вера в мессианское предназначение России.

Сама идея мессианства проистекает уже из факта огромности, необозримости российских просторов. Государство, занимающее пятую часть земли, не может не играть определяющей роли в жизни  цивилизации, – очевидно, так рассуждал Есенин, к тому же его точка зрения была подготовлена многочисленными предшественниками, сторонниками русской идеи, а к их числу мы можем отнести подавляющее большинство русских мыслителей. Вот что писал, например, Н.Бердяев: «Россия призвана быть освободительницей народов. Эта миссия заложена в ее особенном духе», «русская душа… вечно печалуется о страдании народа и всего мира, и мука ее не знает утоления» и т.п.

Поэтому, когда произошла революция, поэт решил, что вот он, наконец, настал час «икс». В «Певущем зове»  Есенин возвестил: «Она загорелась, звезда Востока». В «Сельском часослове» провозгласил Русь «начертательницей третьего Завета». Не в государственных, а в мировых масштабах мыслил поэт: «Радуйтесь! Земля предстала новой купели!.. В мужичьих яслях родилось пламя к миру всего мира!» Не только российскую действительность должна изменить революция, она перевернет жизнь на всей земле. Исключительную роль в изменении мировой цивилизации призван сыграть русский народ. При этом поэт отрицал какое-либо значение иных наций в переустройстве земной жизни. Их «сынам не постичь» «наше северное чудо», – считал Есенин. Он даже угрожал:

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли, –
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!

Не отягивай  чугунной радугой
Нив и гранитом – рек.
Только водью свободной Ладоги
Просверлит бытие человек.

Нельзя не сознавать опасности подобных идей. Ведь они в конечном счете сводятся к тому, что один народ имеет право навязать свою волю другому народу. И Есенин заявляет: российские «голод, холод и людоедство гораздо лучше «европейской северянинщины жизни». «На Западе все зашло в тупик», – утверждает он. А раз так, то «спасет и перестроит их только нашествие таких варваров, как мы».

Вера в русский мессианизм проистекала у Есенина из горячей любви к своей  стране и ее необозримым просторам. Чувство любви к отчизне у поэта настолько сильно, что оно распространялось даже на те стороны жизни России, которые, может быть, и не стоило любить. Так, в стихотворении «О родина!» поэт заявлял: «люблю твои пороки, и пьянство, и разбой…». А в произведении «Синее небо, цветная дуга…» писал:

Многих ты, родина, ликом своим
Жгла и томила по шахтам сырым.
……….  ………  ………..   ………
Только я верю: не выжить тому,
Кто разлюбил твой острог и тюрьму…
Вечная правда и гомон лесов
Радуют душу под звон кандалов.

Есенин не делал разницы между сильными сторонами родины и ее мнимыми достоинствами. Он был полностью солидарен с точкой зрения В.Розанова, утверждавшего, что счастливую и великую родину любить не великая вещь, и что любить мы ее должны, когда она слаба, мала, унижена, глупа, наконец, даже порочна.