Не такая, как все
посвящается Певице,
единственной на земном шаре
Певице с большой буквы.
Жарким днём по одной из улочек маленького болгарского городка шла девушка. Сарафан на тонких, плетённых косичкой плечиках царственно облегал её тонкий стан. Соломенная шляпа с широкими полями была подобрана в тон белому льняному сарафану и изыскано подчёркивала бледность округлых щёк. Рыжие волосы стекали мягкими волнами, легко струились по плечам и спине, отливали на солнце огненным блеском.
Девушка медленно шла по набережной, с наслаждением вдыхая запах моря. Она приехала в этот городок сегодня утром, чтобы вечером участвовать в международном конкурсе «Золотой Орфей», но не это сейчас волновало её.
На первый взгляд, казалось бы, ей надо было последовать совету руководителя и после утомительной дороги прилечь, спрятавшись от жары в затенённом плотными шторами гостиничном номере. Но вся её сущность воспротивилась этому предложению, потому что она страстно хотела видеть море.
Она не умела становиться такой, какой её хочет видеть чужой глаз. Она всегда оставалась самой собой и не позволяла ничьей воле, ничьим желаниям замутить чистоту души.
Сейчас в ней рождалась внутренняя мелодия свободы, всё громче проступая в её личный реальный мир, и она, подчиняясь этой неведомой силе, увлекаемая за новый поворот судьбы, шла по набережной незнакомого городка.
Нисколько не опасаясь полуденного солнца, вглядывалась в загорелые лица отдыхающих, но взгляд её был скользящим и немного равнодушным. Она знала - то, ради чего она вышла на улицу, найдёт её само.
Почувствовав предвестие - лёгкое головокружение, поискала глазами скамейку. Свободное место оказалось в двух шагах, и она присела рядом с обнимающейся молодой парочкой. Ни парень, ни его подруга не обратили на новую соседку никакого внимания.
Она давно знала, что означает подобное головокружение. Откинувшись на спинку деревянной скамейки, прикрыла глаза. Стала ждать. И видение пришло.
Девушка увидела мужчину и женщину средних лет, сидящих друг против друга. Они были переполнены тревогой, и эта тревога красными волнами заливала всё пространство вокруг них. Женщина пыталась убедить своего собеседника в чём-то, очень важном, но всё-таки более значительным для неё - было поверить в это самой. Они смотрели друг другу в глаза, сочувствуя друг другу, и вспоминали своё посещение знаменитой пророчицы Ванги. Женщина, как заклятие, всё время повторяла в своих мыслях, что беда, настигшая их, уйдёт. Пророчица обещала исцеление их больному сыну.
Вот оно! Стоп. Нашлось нужное звено истины: больной сын. Где он? Девушка мысленно стала передвигаться по комнатам, и в одной из них увидела мальчика лет девяти. Утопая в подушках, он спит под мягким пледом на большом диване. Спит ли?
Выздоровления здесь не было. Ничто не было даже слегка похожим на истоки добра. Напротив, весь дом, где находилась эта семья, был пропитан болью и страданием, и эта боль пульсировала в теле ребёнка.
Нет, он не спит. Мальчик умирает, и минуты его сочтены. Испарина появилась на лбу, стекая мелкими капельками пота из-под чёрных волнистых волос. Девушка отметила синяки под глазами, тонкие пальцы музыканта, бессильно сжимающие ткань пледа.
Вот почему интуиция с такой силой требовала, чтобы она вышла к морю. Она непременно обязана помочь этому мальчику. Прямо сейчас. Дети не должны умирать раньше своих родителей, преждевременно уходить с Земли, не закончив свой путь. У этого мальчугана будет длинная, счастливая жизнь.
Девушка собралась с силами и занялась исцелением. Все её мысли были сгруппированы и задействованы. Подошла, погладила рукой по голове, вторую положила на лоб. Ребёнок задышал ровно, бесшумно, разжались пальчики, судорожно сжимающие плед.
Рядом, за стеной, встревожено разговаривали его родители, возлагая все свои надежды на Вангу. Их беспокойные мысли пытались перепрыгнуть на неё, как блохи перескакивают с одной собаки на другую. Девушка поставила первый слой защиты. На какой-то миг мысли девушки непослушно встали на дыбы, как норовистые кони, и даже показалось, что не она будет управлять ими, а они – всем её существом. Бедный мальчуган, сколько боли он натерпелся! Она стиснула зубы и сглотнула слюну. Но нет! Не сметь позволять расти в себе ни жалости, ни гневу, ни недовольству. Надо отгородиться, усилить защиту. Ещё. Ещё.
Родители продолжали свой разговор, а она работала, своими мыслями освобождая разум ребёнка от рутины прошлого, от родового проклятия, накатывая одну за другой волны здоровья, аромат благоденствия. Воздух очистился, стало легче дышать.
Теперь она должна погрузиться в чувства мальчика и изнутри проверить результат исцеления. Сознание выросло до размеров истины и осветилось светом доброты. Потекли мысли, такие тёплые от любви, что кажется – положишь ладонь, и согреешься. Тепло успокаивает, навевает сказочные сны.
На прощание она передала мальчику: «От всякого зла отгораживайся музыкой. Не впускай в себя хороводы чужих мыслей, пусть они уходят по касательной. Ты сильный, ты сможешь».
Когда она полностью закончила исцеление и черноволосый мальчуган действительно спокойно спал, девушка открыла глаза и осторожно осмотрелась вокруг. Время будто бы не сдвинулось с места, всё было по-прежнему, так же светило солнце, так же обнималась сидящая рядом парочка, но силы покинули её.
Девушка поднялась со скамейки и на едином дыхании бросилась к морю. Чиркнув молнией до отказа, она сбросила свой дорогой сарафан к ногам, переступила через него, шагнув раз, другой, и её изящная фигурка в чёрном купальнике упала, почти рухнула в набегающие волны, подставляя прибою незагорелое тело.
Хорошо, что в этот жаркий полдень на пляже было совсем мало людей и никому из них не было до неё никакого дела. И девушка продолжала лежать в набегающих волнах моря, впитывая в себя энергию каждой клеточкой своего тела.
Только сейчас она осознала, что сама была на шаг от гибели, что слишком много огненной силы своей души вложила она в исцеление мальчика. Так было нужно, и ведь никак иначе она поступить не могла.
Всю Вселенную пронизывал пульсирующий болью крик - о помощи. Как она могла не выйти на этот призыв! И какая для неё удача, что это произошло на берегу Чёрного моря, потому что только волны Чёрного моря несут в себе энергетическую силу жизни, и больше нигде на Земле, ни в каком другом море или океане, подобного состава воды нет. Это необъяснимое наукой чудо, но это так.
На следующий день, ближе к вечеру, девушка опять шла одна по улочкам городка. Она была одета в тот же белый сарафан, и та же широкополая шляпа укрывала от солнца её голову. Ничто в её облике не подсказывало, какой стране принадлежит приезжая, ничто не открывало тайну её национальности.
Солнечный Берег, экзотический курорт на Чёрном море, стал счастливым подарком в её судьбе. И вот она идёт по его старинным улочкам и переулкам, всё дальше и дальше от пляжа, заполненного беззаботными загорелыми телами. Она хочет побыть одна.
Девушка сворачивает ещё за один угол, и вдруг оказывается в средневековом переулке. Июнь тысяча девятьсот семьдесят пятого года кончился, что-то неуловимо изменилось, и она хочет знать, что именно.
Девушка остановилась, замерла. И поняла! Она встретилась с тишиной. Тишина, такая, какой она не знала раньше, была во всём: в шуме листвы старых лип, в лёгкой мелодии пианино, слетающей из открытого окна, как стайка птиц, она была в голосах детей, играющих в песочнице в тени маленького, почти игрушечного грибка, в жужжании пчелы, присевшей на цветок узкой и длинной клумбы под большим квадратным окном дома.
Это была тишина, поглотившая в себя обычный городской шум. Необыкновенная, незнакомая ей ранее тишина словно материализовалась и залила собой всё видимое пространство, нежностью своей заполнила душу.
С удивлением она огляделась вокруг – нигде никого. Профиль нависающего балкона скрывал собою пылающий лик солнца, и все дома почему-то казались зеленоватого оттенка. В открытом окне замерли лёгкие звуки пианино, колыхнулись занавеси, показалось умиротворённое лицо женщины. Женщина взглянула на детей, играющих в песочнице, улыбнулась и тут же шторки сдвинулись на место. Больше нигде в поле её зрения никакого движения не было, но всё вокруг казалось значимым и вещим.
Слева мелькнула чья-то тень, и девушка, очарованная необыкновенной тишиной, медленно повернулась.
Опираясь одной рукой на трость, держа в другой шляпу, но не легкомысленную, от солнца, а вполне солидную фетровую шляпу, ей кланялся незнакомый мужчина шекспировского возраста. Рыжие волосы слегка трогал лёгкий ветерок. Мужчина был одет в строгий костюм серого цвета с шейным платком вместо галстука. Точно англичанин, сошедший с музейной картинки девятнадцатого века, безупречный до острых кончиков серых лакированных туфлей.
Но ведь только что никого, совершенно никого рядом не было? Откуда этот человек мог взяться? Она попыталась прочесть его мысли, и впервые у неё ничего не получилось.
- Точно из-под земли вырос, - пробормотала она, пытаясь привычной поговоркой прикрыть свою растерянность.
Мужчина тем временем выпрямился и, надев шляпу, теперь смотрел ей в глаза. Во всякое другое время она бы испугалась, потому что мало ли что может случиться с человеком в незнакомом месте, в чужой стране. Но сейчас страха не было. А было ощущение покоя, исходящее от стоящего напротив человека. Она предчувствовала, что он заговорит с нею, и ждала этого с обычным своим терпением.
Мужчина смотрел на девушку, сомкнув в мягкой улыбке губы. Он не произнёс ни слова, но она услышала:
- Как долго мы её искали!
-Да, долго. Но мы всё-таки её нашли! - пришёл чей-то ответ.
- Этого не может быть! - мелькнула у неё в голове несуразная, совершенно банальная мысль, и ей стало смешно. Но она не засмеялась. Почувствовала какое-то движение справа, повернулась.
Как отражение в зеркале, стала рассматривать ещё одного мужчину, в точности такого же, как первый. Только костюм у второго был более тёмного цвета и шейный платок с преобладанием яркого малинового цвета. Их лица, как маски, выполненные на одном станке, были абсолютно одинаковыми. Он так же старомодно кланялся ей, склонив рыжеволосую голову.
Девушка хотела задать вопрос этим близнецам солидного возраста, откуда они её могут знать, но тут же одёрнула сама себя. Ведь вчера по всем каналам телевидения транслировали заключительный тур конкурса певцов из Летнего театра, и все те, кто не смог достать билеты в зал, видели все события на своих голубых экранах.
По всей видимости, и эти мужчины видели её выступление. В ответ на её спокойный взгляд они согласно закивали ей головами, и она увидела сцену Летнего зала. С удивлением смотрела на себя со стороны их глазами.
Перед аудиторией, которая, казалось, перестала дышать, замерев в ревнивом, настороженном ожидании на сцене стояла тоненькая фигурка в длинном чёрном платье. Все зрители отметили пылающие рыжиной кудри и встревоженные глаза на бледном лице…
Но закончилось оркестровое вступление, певица вздрогнула, взметнулись руки в ритме музыке… и на глазах у всех девичья фигурка превратилась в Арлекино – маленького смешного клоуна. Никто из зрителей больше и не вспоминал о певице – её не было. На сцене метался беззащитный и ранимый клоун, постоянный житель арены, пленник чарующего мира цирка.
Голос взлетал над всею жизнью, замирал, жаловался, смеялся, преодолевая боль… Голос наполнялся горечью и снова смеялся, хохотал, и вдруг захлёбывался слезами… Её голос не имел границ, и, взлетая над сценой, жил отдельно, поражая силою чувств слух присутствующих. Её голос покорно взлетал под своды зала, так, как она хотела, и так же послушно опускался в нижние октавы. И, наконец, клоун устало снимает маску… под ней оказывается изнеможенное лицо старика. Она сумела сделать это!
По восхищённым взглядам собеседников она поняла, что такой её видел весь мир, и стоящие перед нею люди – тоже. Все знакомы с решением жюри – приз «Золотой Орфей», большой приз конкурса, присуждён ей. Она стала известной.
Как она могла подумать, что сможет ускользнуть от публики, желающей рассмотреть её поближе? Сейчас она укоряла себя за то, что решила погулять одна, считая это возможным в небольшом городке.
Но предусмотреть, что она встретит людей с такими же способностями, как у неё, она не могла. Она давно уже перестала даже надеяться на это. Мысленно она послала им вопрос:
- Кто вы?
- Мы твои друзья. Смотри.
Эта фраза пришла без звуков, она приплыла, как лодка на волнах мелодии. Мысли оделись в слова и оказались ярко-оранжевыми, тёплыми. Это неправда, что человек про себя очень мало знает, и ежедневно как будто знакомится сам с собой. На самом деле человек знает про себя всё, он постоянно что-то вспоминает, разбирается в своём прошлом, благодаря этому, делает новые выводы, и снова что-то планирует на будущее. Меняются слова, но коренная сущность остаётся той же, и в этой сущности есть таинство жизни.
Её охватило предчувствие, что она сейчас узнает о себе что-то очень важное! Она вдруг осознала странное родство с этими незнакомыми ей рыжеволосыми людьми, но анализировать восприятие не было времени, и она стала принимать их повествование, с детским любопытством реагируя на необычность событий и ещё не сопрягая их с собственной личностью.
Их мысли текли церемонно, медленно перешагивая через текущие шлейфы эпитетов, словно персоны на приёме у королевской особы. Их мысли текли невесомо, на них можно было повиснуть, как на качелях, и летать вверх - вниз. Свободные, раскованные, они всякий раз являли свой золотистый цвет, то матовый, то перламутровый, они увлекали за собой, и она больше не противилась. Она слушала и смотрела.
В безоблачном синем небе над земным шаром появился космический корабль. Он вышел из гиперпространства и погасил скорость до минимума. Экран показывал, что корабль находится над третьей планетой в Галактике 10/08.
Карта этой части галактики отсутствовала, и именно поэтому корабль-разведчик был послан в данный сектор. Командир корабля, ни о чём не беспокоясь, привычно откинулся на мягкую спинку кресла пилота. Минуту назад он проверил все показания приборов и отключил автопилот. Сейчас он сам должен посадить корабль в центр вон той большой пустыни.
Работы будет много, потому что планета заселена гуманоидами, её поверхность сплошь покрыта населёнными пунктами и дорогами. Поскольку местная цивилизация видна невооруженным глазом, будет множество исследований, и это его радует.
Командир с удовольствием закрыл на секунду глаза, представляя, сколько информации он передаст в центр и оправдает все надежды, возложенные на первый корабль - мыслелёт.
Корабль – разведчик «Луч» был первым экспериментальным проектом, управляемым мыслью пилота. Командир надел шлем мыслеуправляемого компьютера и нажал кнопку «пуск». Приказал кораблю снижаться, системе регистрации кадр за кадром фотографировать планету. Подумал, что пора разбудить жену и дочь, отключил их анабиоз.
И вдруг случилось непредвиденное: множество кричащих, бунтующих мыслей аборигенов незнакомой планеты ворвались в вибрирующие контакты шлема. Он успел подумать с ужасом: «Катастрофа!», но и только.
Командир скорчился в кресле от невыносимой боли, разлившейся кипятком в его мозгу, и последним усилием воли скомандовал: «Выброс катапульты ребёнка, срочно!»
Больше он ничего не успел. Компьютер выполнил последний приказ, от корабля отделились две ракеты и с предельной скоростью пошли вниз. В одной был небольшой белый шар со всей информацией о корабле и экипаже, во второй…
Металлический корпус второй катапульты, отлетев от корабля на заданное расстояние, рассыпался, и в прозрачном куполе, похожем на мыльный пузырь, стал виден младенец. Прозрачная капсула с драгоценной ношей устремилась к поверхности такой негостеприимной планеты, а корабль вспыхнул каким – то светящимся молниеносным пламенем и растворился в атмосфере планеты. Он погиб.
Девушка замерла перед рассказчиками. Её тёплые глаза излучали влагу слёз. Мокрый и липкий страх, сосущий кровь из сердца, страх, парализующий движение тела – он засел в ней острой занозой. Она разбилась об увиденную беду до крови, потому что ничем не могла помочь родным людям в погибшем корабле. Это были её родители.
Сузились тёмные зрачки, обдали пылающей болью. Кто может выдержать подобную боль? Как остаться после её татаро-монгольского набега живой?
Неожиданно для неё тяжесть горя стала быстро уменьшаться. Тяжесть каменного горя, необыкновенно огромная глыба распалась на мелкие камешки, рассыпалась под собственным весом. Как? Она ещё не знала, как, но знала, кто ей помог.
Это они, двое близнецов, стоящие рядом, рассказавшие фантастическую историю, ставшую реальностью. Это они помогли ей избавиться от тяжести непереносимого горя. Она подняла вопросительный взгляд, и они согласно закивали ей.
- Значит, вы – инопланетяне? Так сказать, только-только с летающей тарелки? И по совместительству – лекари?
Они не приняли её иронии, ответили вполне серьезно:
- На нашей планете все умеют делать это. Мы всегда помогаем друг другу. Так же, как ты – здесь, на Земле, помогаешь больным людям.
Она ожила, встряхивая с себя последние крохи горя. Значит, существуют ещё такие же, как она сама?
Маленькая радость, вылупившаяся из оболочки беды, как из скорлупы яйца, начинала жить. Но ведь то, что рассказано ей – ещё не всё. Она хочет знать продолжение. Ведь оно есть?
И девушка опять погрузилась в их мысли. Она видела всё, о чём они говорили ей, и она знала, что здесь нет никакого обмана. Ни малейшей тени сомнения не легло ей на душу.
Она видит молодую незнакомую женщину. Незнакомую? Новая история начинает разворачиваться перед ней. А между тем Зина, повесив лёгкую корзиночку на руку, медленно входит в лес. Слегка поёживаясь от утренней прохлады, она кутается в большую мягкую шаль. Солнце едва пробивается сквозь зеленые шапки деревьев.
Вот, разрывая влажную листву под деревьями, Зина постепенно отходит от тропинки всё дальше и дальше. Ещё, подпирая дверь избы бревном, Зина решила идти вдоль тропы, потому что боялась заблудиться. Но грибов нигде не было, а воспоминания спутали все мысли так неожиданно, что голова стала тяжёлой. И Зина шла, куда глаза глядят.
Наконец, ей попались белые грибы, тугие и ровненькие, словно игрушечные. Зина всегда соблюдала неписанные правила леса – не вырывать гриб с корнем, а срезать ножку у самой земли, чтобы после дождя грибница могла разрастись ещё раз. Она достала нож, осторожно срезала белые грибы и опустила находку на дно корзинки. Потом двинулась дальше, ободрившись надеждой, что ей непременно повезёт найти ещё не одну грибницу.
Решила подняться на пригорок, посмотреть в сосняке, но остановилась и прислушалась. Ей показалось, плачет ребёнок. Да нет, нет! Откуда здесь, в глубине леса, может оказаться ребёнок?
Это всего лишь её болезненная реакция на страшную потерю, терзающую сердце. Она продолжала подъём, думая о том, что слишком много бед легло на её плечи, и судьба явно несправедлива к ней.
До войны успела закончить педагогическое училище, но работать по специальности не получилось: студенты её курса создали концертную бригаду и всем курсом ушли на фронт. Она ушла с ними. Пела на передовой, и там встретила самого близкого человека, своего Борю. В мирное время он был цирковым жонглёром и рассказывал ей много интересных историй. Встретившись, они вместе дошли до Берлина.
Им повезло остаться живыми, после победы вернуться на Украину. Боря ещё не был демобилизован, он сражался с бандитами, засевшими в западных лесах. В одном из таких боёв Боря потерял глаз, и, чтобы сохранить второй, вынужден был лечь в госпиталь.
Зина осталась ждать его в пустующей избе на хуторе. Они с Борей вместе раздумывали, не лучше ли ей уехать к родственникам в Москву, но Зина была на восьмом месяце беременности, и преодолеть такой длинный путь в тысяча девятьсот сорок девятом году, с пересадками и толкотней на вокзалах – тоже не сахар. Во всяком случае, не менее опасно, чем остаться одной на хуторе. И Зина стала жить рядом с двумя старухами, у которых была корова. С бандитами было уже покончено, и корова теперь паслась на лужайке.
Однажды поздним апрельским вечером Зина вышла посидеть на высоком каменном крыльце. В бездонном небе повисли звёзды, словно гроздья рябины, крупные и сияющие, глаз не оторвать.
Зина никак не могла привыкнуть к своей толщине, она завозилась, думая удобнее устроиться на верхней ступеньке, но неловко соскользнула, и упала вниз, больно ударившись животом об выпирающий из земли камень. От боли, пронзившей поясницу, потеряла сознание.
Пришла в себя и поняла, что отошли воды и начались схватки. Ей не было известно, сколько времени она корчилась, истекая потом и кровью, но наконец ребёнок родился. Выскочив на её длинную рубашку, ребёнок не издал ни звука. Он запутался в пуповине и был мёртв. Зина знала, что восьмимесячные дети не живут, но до последнего мгновения надеялась, что именно с её ребёнком этого не случится.
Но вот случилось же, случилось! Умер её малыш, её кровиночка… Смерть, смерть… Боль, боль… Бесполезно гнать эти страшные мысли, они приходят незваными гостями, вытесняют одна другую, и она пробует их на вкус, на цвет… Чёрные, горькие, чужие…
Измученная, плакать она не могла. Только отползла чуть в сторону, но и эти движения были для неё чрезмерны, и она опять потеряла сознание.
Единица измерения жизни, замешанная на её любви к мужу, на желании всегда быть там, где он, на стойкости и оптимизме, стала секретом её выживания. На рассвете Зина пришла в себя и с трудом поднялась на ноги. Слёз не было, лишь время от времени она с трудом сглатывала давящий ком в горле. Она нашла старую лопату и похоронила первенца под вишней.
С тех пор прошла неделя, длинная неделя, нескончаемые серые дни, и всё это время она слышит детский плач. Она хочет не думать об этом, и не может не думать.
И вот сейчас, ранним утром, в лесу, она опять слышит детский плач, такой горестный, требующий защиты, зовущий на помощь. Что делать с этой слуховой галлюцинацией?
Зина шагнула в сторону, точно шарахнулась от наваждения, и вдруг осознала, что действительно совсем рядом плачет ребёнок. Там, слева!
Она бросилась на эти призывные звуки по росистой траве, сквозь кустарник. Миновала старую высокую ель. Под разлапистой колючей веткой лежал ребёнок, одетый в синий костюмчик, и плакал, плакал…
Но – как? Откуда? Зина бросилась к ребёнку, споткнулась, упала на колени, поползла.
- Маленький, маленький! – шептала, поглаживая рыжие пушистые волосики, и наконец – прижала к груди.
- Как же ты здесь оказался? Не бойся, не бойся… - торопливо шептала она всхлипывающему малышу, и вдруг догадалась:
- Голодный? – расстёгивала кофточку, освобождая грудь, наперекор всем законам полную молока. Дитя припало к соску, стало насыщаться. Когда с едой было покончено, Зина освободила ребёнка от мокрых штанишек.
- Девочка, - удивилась она, – моя красавица! Как же тебя зовут?
Девочка подняла на неё необыкновенно смышленые глазки и стала гулить:
- Э…и! О…и! А… ла! – потом склонила головку на плечо, закрыла глаза. Зина осторожно завернула девочку в свою мягкую шаль и понесла спящее сокровище к себе на хутор.
Малышке полагалось много спать, набираться сил, чтобы начать предназначенный ей путь на Земле.
Когда после благополучного лечения Борис в конце лета вернулся на хутор, он увидел такую картину: в низкой комнате на самодельном ложе из соломы сидит его Зинаида. На коленях у неё уютно устроилась малышка. Маленькое щекастое чудо мирно спит, прикрыв глаза густыми светлыми ресницами. А Зина напевает песенку, покачиваясь в такт музыке. Идиллия. Иначе никак не назвать. Он пошёл к ним на цыпочках:
- Какая… какая чудесная! А как назвала?
- Алла.
- Хорошее имя, - улыбнувшись, одобрил Боря. О синем костюмчике, зарытом в огороде, он никогда не узнал.
Двое мужчин в серых костюмах и девушка в белом сарафане, казалось, не сдвинулись с места. Никто со стороны не догадался бы, что они ведут важную беседу.
- Мы называем нашу планету Белиреанна. Твоё имя – Элионеталла. Так назвала тебя твоя мама. Женщина, нашедшая тебя в лесу, твоя приёмная мать.
- Нет! – почти закричала горячей мыслью, острым протестом зачёркивая слово «приёмная», а потом сказала вслух:
- Значит, у меня две мамы. Одна, к сожалению, погибла, но вторая жива, и ждёт моего возвращения домой.
И они увидели, как обычно встречаются мама и дочь после долгой разлуки, как счастливо разговаривают наперебой, словно две весёлые птицы на одной ветке. И они удивились, и возразили:
- Но ты уже не вернёшься домой. Ты полетишь с нами, корабль на орбите ждёт тебя.
С поразительным тактом, органически присущим её натуре, она всегда безошибочно чувствовала, когда ей следовало скрывать свои глубокие размышления от окружающих и близких, а когда можно было поделиться раздумьями и продемонстрировать полёт мысли.
Но сейчас всё, что ей было необходимо, это оставаться человеком, потому что никто не может жить вместо другого. Редкий миг, когда человек лицом к лицу сталкивается с самим собой, и должен принять важное решение, явив свою истинную сущность – наступил. Вылетев из невидимого тайника ума, её мысль шла по самой кромке человеческих возможностей. И это была не ломкая, вспыхнувшая от горячности переживаний, мысль, а напротив, мысль основательная, вынырнувшая с самого дна, словно жемчужина, явившаяся на солнечный свет.
- Я не смогу лететь с вами.
Их удивление граничило с недоверием. Как? Разве может быть причина остаться - весомей, чем желание вернуться на родину? И они заговорили наперебой, желая передать ей хотя бы часть своих знаний. Она увидела необычную для Земли архитектуру городов, круглые дома с остроконечными крышами, малиновую воду рек и океанов, белоснежную листву высоких деревьев и лёгкие планеры, парящие на фоне зелёного рассвета. Они забрасывали её яркими картинами далёкого бытия, но и этого им показалось мало. И они заговорили на её языке.
- Белиреанна так прекрасна, что сразу и не расскажешь! Люди на ней живут не менее пяти столетий. Нет никаких болезней и страданий.
- Ты сможешь заниматься всем, чем захочешь, любым видом искусства.
- Ты сможешь полететь в любую экспедицию.
- Здесь, на Земле, ты для всех - чужая. Люди Земли не испытывают нравственной боли. Любое твоё несогласие с ложью будет названо сложностью характера, а естественная правда будет называться беспринципной наглостью. В поисках истины ты зайдёшь в такие дебри человеческих отношений, что выйти из них неповреждённой – почти невозможно. Ты напоминаешь канатоходца, не имеющего права расслабиться хотя бы на секунду.
Наверное, им надо бы научиться слушать, как она: невозмутимо, без комментариев и реплик. Собеседники были чрезвычайно увлечены. И тогда она улыбнулась им. Блеснули белоснежные зубы. Между двумя верхними зубами - щелочка.
- На земле существует поверие, что это признак талантливости. А на Белиреанне у вас есть такая примета?
Они растерялись. Поразительно было то, что она шутила! А она стала показывать им свою Родину. Они увидели Москву её глазами – Арбат и близлежащие переулки: Власьевский, Николо-Песковский, Афанасьевский… Нескучный сад, Кропотнинская, Чистые Пруды… Астанкино, Красная площадь, Никитские ворота и Крестьянская застава, где прошло её детство.
Они с удивлением поспевали за её мыслями. В прошлом, безвозвратно ушедшем и уже растаявшем во времени, навсегда осталась часть её сердца, там были воплощены её радости и печали, заботы и надежды, чувства и желания… Забыть о прошлом нельзя, ведь она делала его своими руками, сознательно конструировала своё «сегодня», которое впоследствии становилось недосягаемым прошлым. С недоумением они склонили головы перед нею: живущая в недосягаемой высоте, непредсказуемая в своём переменчивом характере, она была истинная дочь Белиреанны.
Спокойное молчание разлилось между ними половодьем. И она стояла, гордо подняв голову, сияла таинственной глубиной глаз.
- Информационное поле Земли полно отрицательной энергии. По подсчётам социологов, только двадцать процентов людей мечтают о своём будущем, мыслят в положительном ключе. Остальные, - восемьдесят процентов, - в мыслях проклинают друг друга, убивают и мстят разными другими способами. Тебе ли не знать, как болезненно прикасаются их мысли? Как ты устаёшь после натиска чужих фантазий! Зачем же сейчас терпеть эти муки, если есть выход? Девочка, как же тебе трудно жить среди чужих людей!
Трудно. Это слово ничего не выражало по сравнению с тем, что она испытывала, интуитивно осознавая своё отличие от других людей. Она вспомнила, как от наплыва чужих мыслей болела голова в детстве. Иногда она плакала, не зная ещё, как спастись от потока непонятных страшных образов. Приходила в слезах к мама, и та брала её на руки, неустанно пела ей одну песню за другой. И тогда она, кроха, обессиленная от неравной односторонней войны, засыпала на руках у мамы. А мама так сильно любила своё дитя, что часами прижимала к груди маленькое тельце, оберегая целительный сон, без устали напевая колыбельные.
Потом она училась произносить слова, и вплетала свой детский голосок в мамины песни. Позже она поняла, что от её напева появляется барьер, сдерживающий поток чужих мыслей. И она стала самостоятельно учиться ставить этот барьер. Музыка ободряюще входила в её жизнь.
Когда ей исполнилось пять лет, в доме появилось пианино. Взрослые, шумно разговаривая, вышли на улицу, а она приблизилась к чёрному чуду, осторожно подняла крышку и, зажмурившись, нажала на длинную белую клавишу. Необыкновенно лёгкий, нежный звук поплыл по комнате, и она поняла, что пианино – её союзник, её новый друг.
Трудно. Она хотела объяснить им, насколько трудно было ей, и они увидели ту девочку, какой она была двадцать лет назад: волосы, заплетённые в косичку, высокий чистый лоб, пристальный взгляд, вызывающий неуютное ощущение у посторонних людей, что это дитя видит тебя насквозь. Они увидели неулыбчивое детское личико, с трудом сдерживающее напор окружающей лжи.
Её спасала самоотверженная любовь родных: мамы, папы, бабушки и младшего братишки. А теперь у неё появилось пианино, и она своими пальчиками училась творить музыку.
Десять спичек всегда лежали слева. Если задание сыграно без единой помарки, она сама перекладывала одну спичку направо. Когда слева уже не оставалось спичек, можно было перейти к книгам.
Научившись вчитываться в смысл, она надолго уходила из реального мира в мир, нарисованный писателями. Благодаря книгам, она научилась думать о том, что могло бы быть, но чего не случилось. Её разносторонние познания, её эрудиция, поистине феноменальная память, наблюдательность, умение пошутить, живое воображение – всё в ней радовало собеседников.
- Умея прочитать мысли человека, незачем требовать у него объяснений. Незачем выяснять отношения и выслушивать лживые бесполезные обещания. Если мне дано проницать не только их характеры, но и желания, владеющие ими, все их радости и горести, - то я научилась понимать их, любить и жалеть. Лучшие из них достойны восхищения. Кроме того, у меня есть дом, где я могу отдохнуть. Расстаться с мамой и моей доченькой – для меня всё одно, что умереть. Нет, я решительно не могу лететь с вами.
- На Белиреанне живёт твоя бабушка, мамина мама. Она предвидела, что ты захочешь остаться на Земле, и передала для тебя письмо.
Девушка приняла свёрнутый в четверо белый лист, и в глазах у неё плескала зелень волнения.
- К сожалению, мне пора возвращаться в гостиницу. Сегодня я улетаю в Советский Союз. Домой.
Лёгкое эхо повторило последнее слово. Внезапно набежавшие слёзы заслонили весь белый свет, и она закрыла глаза.
Не удивилась, когда увидела, что рядом с нею никого нет. Средневековый переулок небольшого городка хранил свою новую тайну. Она тоже сумеет сохранить её внутри своего сердца. Никогда. Никогда и никому.
У неё дрожали руки, когда она разворачивала переданный ей белый лист бумаги – письмо от бабушки. В верхней части несколько строк было написано незнакомыми буквами, чем-то похожими на восточные иероглифы. В нижней части был перевод на русском языке.
« Милая моя девочка, я предвижу, что ты останешься на Земле, и мы с тобой увидимся не скоро. Но знай, что я всегда помню о тебе. Через три десятилетия наш корабль снова будет на вашей планете, и, может быть, ты переменишь своё решение. Я знаю, что ты, как и все другие люди, часто спрашиваешь себя: «Кто я?» Я могу ответить тебе на этот вопрос: ты – первый ангел, живущий на Земле».
Никто не видел, как в средневековом переулке маленького болгарского городка горько плакала русская рыжеволосая девушка.
Свидетельство о публикации №109070502385