Последний день июня. 30-ое число

Где-то, свернув с одной из улиц оживленной Москвы, я попал в тихий спокойный дворик. Там была детская площадка. Обычная песочница, качели, лестницы, горка, - все плавилось в солнечном мареве. А главное, пустые скамейки. Вполне подходящее место для завтрака. Я направился туда. Людей нет, все бегают по делам, даже мамаши с детьми не гуляют... Только бабушка одиноко сидит в тени дерева. На веревках неподалеку порхают белоснежные простыни на просушке. Я выбрал скамейку на солнышке, в тени было прохладно, а я был легко одет. Я надеялся погреться. Не люблю когда на меня смотрят посторонние во время еды: кусок в горло не лезет. Но старушка оказалась сзади за моей скамейкой. Для начала я устроился поудобней и прежде чем приступить к трапезе попытался расслабиться. Несомненно, я здесь был чужой. Но я и так прекрасно это знал. Несмотря на то что я житель Москвы, несмотря на то, что являюсь гражданином этой страны, несмотря на то, что уже исходил город вдоль и поперек, - везде и всюду я грудью ощущал незримый барьер территориального разделения. Это совершенно не удивляло меня: люди с подозрением относятся даже к выходцам из соседних дворов. Если ты незнакомец, то кто знает, что от тебя ждать? Таким же образом встречают приезжего в глухой деревне. А уж в таких гигантских городах как Москва это явление на каждом шагу. Только идя с ними в одной толпе, только растворяясь в одном потоке повседневных дел, можно незаметно затеряться в людской массе. Только если ты будешь как все занят чем-то полезным. И милиция и все общество старается блюсти и охранять это незримое правило. Шаг в сторону и ты на подозрении. Так как в едином потоке исключение из правил тут же остро бросается в глаза. Вот и сейчас я ощущал душой испытующий взгляд старушки, устремленный мне в спину: Кто ты? Зачем пришел? Что будешь делать? Когда уйдешь?
И мне были понятны ее мысли. Когда ты стар, когда от былой энергии не осталось следа, ты живешь день ото дня созерцателем. И ты наблюдаешь за обществом, за его жизнью. А чем собственно еще тебе жить? Дети, если и были - уже улетели. у них своя жизнь, в которой тебе довольно мало места. Внукам и подавно скучно рядом со стареющим человеком, неспособным научить чему-то полезному...
Не люблю когда на меня обращают внимание. Не люблю быть в центре внимания. Только не в этой жизни. Ведь всего этого добра навалом уже было в других. Мне бы хотелось стать прозрачным ветром, но жизнь во плоти обязывает жить согласно законам физического мира.
Для начала, я решил дать бабульке попривыкнуть к себе. Я просто сидел, не делая резких движений, сознательно расслабляя мускулы тела. Медленно достал бутылку с водой, сделал пару глотков. Всем своим видом я старался внушить, что я не опасен. Что я обычный спокойный человек. Не буян. Когда ты молод, когда полон сил, от тебя можно ждать чего угодно. Сколько раз на моих глазах молодые люди шумели словно последние дикари, бегали, кричали, распивали спиртное и вообще вели себя не очень этично по отношению к обществу. А последнее, уставшее и притихшее от прошлых социальных потрясений, не было в силах обуздать прыть молодецкую. И только со стоном сдавшегося педагога, разрешало "детям" творить все, что душе угодно. Ведь время совка ушло. Ведь теперь демократия, свобода. Теперь можно все. А вы старичье не лезьте в наши дела! Вы нам не указ. И "старичье", зависимое от молодого поколения (наши дети все же), вынужденно смирялось с положением вещей. Попробуй сделать замечание и ты получишь в ответ хамство, в лучшем случае. Да и презрительный смех. И вот я, член нашей "дикой" современной молодежи, вынужден был жить, в, так сказать, навязанном мне амплуа "молодежной" жизни. А это значит, что ты автоматом становишься невоспитанным, курильщиком, разбрасываешь мусор, плюешь под ноги, хамишь, материшься и прочее, прочее, прочее... Все это "старческое" общество уже насмотрелось и было готово на всех смотреть с подозрением...
С подозрением смотрела на меня бабушка. Я ВСЕ прекрасно понимал. И мне стало вдруг стыдно. Я стыдился своей молодости, того что я молодой человек. Стыдился моих ровесников, которые сгоряча слепили всем молодым такой дурацкий имидж. Во мне всегда кричала мысль: "Нет, но я же не такой!". Да, не такой, но это надо еще доказать. Впрочем, старческое внимание вскоре ослабло, так как в этом возрасте нелегко долго его концентрировать. Бабулька осознала, что от меня угрозы нет и начала расслабляться. К тому же со стороны девятиэтажного дома к нам на площадку ковыляла еще одна старушка. Пройдя мимо, она подсела к первой и вскоре обе погрузились в извечные стариковские проблемы, тихо, вполголоса, обсуждая свою нелегкую жизнь. Некоторое время я прислушивался к их гулу. Как всегда одно и то же: дети, внуки, здоровье, плохое поведение соседей, идиотская политика ЖЭКа, - полное невнимание к ним со стороны общества. Несчастная старость. Словно незримые видеокамеры, старики в жизни видят и подмечают все, но не могут заявить миру о себе. Последнему нет до них дела. Так было всегда. Да. Старость всегда презиралась молодостью. Осторожно извлекая из пакета свою скромную закуску - котлету с тертой свеклой в майонезе и чесноке, я глубоко задумался об этом. Неужели в России так будет всегда? Неужели лет через тридцать, совсем скоро, и меня ожидает то же? Это несправедливо. Я медленно, неспеша жевал свой обед, но ответов не находил. Мне очень хотелось бы все это изменить. Но смогу ли я?
Порыв ветра унес пакетик из под моего обеда и поволок его по земле. Я встал и подобрал его, пока обо мне не подумали что я мусорю. Солнышко припекало. Движений воздуха не было совершенно и я почувствовал как нагреваются мои темные джинсы. Темное всегда притягивает больше тепла, - вспомнил я курс физической оптики. Эдак я скоро сварюсь. Уже начал жалеть что выбрал скамейку на солнце.
На поляне показалась мамаша с коляской, она медленно и привычно двигалась в мою сторону по тропке. Возможно, хотела располжиться на скамейке, поставить коляску рядом. Но не дошла до меня метра три, остановилась, наклонившись над коляской, освободила оттуда карапуза и поставила его на землю. Мальцу не было еще и года, он тут же опустился на корточки, ковыряя в земле лопаткой. Я почувствовал легкую неловкость, словно я помешал, словно ворвался в заведенный порядок, и изменил его ход. Доедая, я наблюдал за ними. Молодая мама, не очень уверенного вида, малыш, скорее всего, первенец. Теперь у нее совсем другая жизнь. Муж на работе, она весь день с ребенком. Озлобленности, свойственной некоторым родителям, я от нее не почувствовал. Только неопытность. Она также опустилась к малышу на корточки, стала с ним сюсюкать. Какой-либо сильной любви я тоже не уловил. Но, во всяком случае, она не безразлична к ребенку. Он вымыт и ухожен. И даже если не особо любим, с такой мамой лучше, чем со злобной стервой...
Подтянулась еще пара мамаш с мальцами, очевидно, настало время прогулок. Я глядел на первую родительницу, на ее малыша. Он еще не очень уверенно держался на ногах, но уже был готов к познаванию жизни. Он встал, поглядел на меня и сделал два ковыляющих шажка. "Нет, только не ко мне, - подумал я без злобы, - не иди ко мне малыш, мне дорого мое одиночество, не нарушай моего покоя". Не то чтобы я не любил детей. Просто я не умею с ними общаться. Не умею правильно оказывать им внимание, особенно вот таким маленьким, которые беззастенчиво могут подойти к любому взрослому человеку. Да и не очень горю желанием. Особенно в эту минуту. Но контакт не состоялся, малыш двинулся к качелям, неожиданно поменяв направление. Ему (или ей?) было любопытнее это необыкновенное устройство, чем какой-то симпатичный дядя. Пришло время идти дальше. Я и так уже чувствовал себя камнем посреди ручья, который меняет и задерживает течение. Медленно я поднялся, взял свой пакет, сложил в него использованную тару и направился на улицу мимо мамаш. А через минуту я уже влился в уличный поток других людей. И здесь была уже совсем иная жизнь, не подозревавшая о существовании тихих двориков со старушками и мамашами с маленькими детьми. Здесь были люди, деловито направлявшиеся в разные стороны, по одним им известным делам. Их обьединяли в одно совсем другие точки соприкосновения. Я шел среди них и уже не чувствовал себя чужим...

P.s На картинке изображение Павелецкого вокзала города Москвы.