Толпа

Толпы было много вокруг.  Сотни, тысячи причудливых имён с различными регалиями и завитушками находились  в списках, читаемых глазами.  Торговцы, менялы, тусовщики, врачи, работники правопорядка –  каждый преследовал свою цель. Они уходили и приходили, исчезали и вновь появлялись, но было ясно одно, что каждый из них имеет ценность для этого места,  даже того не подозревая продлевает кем то запущенный процесс.
С кем то, ему предстояло пройти много долгих и утомительных походов, а кто-то мог всего лишь провести до топаза, зарядить разум, и выйти, не сказав даже слова прощания и благодарности.  От  некоторых мудрецов, что давали подзатыльники в виде ультиматума при общении, следовало поучиться, ведь фиксировавшиеся ошибки потом вытекали в денежные расходы. Нечестные продавцы залежавшихся на полках товаров научили его бдительности и осторожности при совершении сделок.  Красавицы-пустышки были лишь предметом развить свои ораторские способности, и доказать что ещё раз удалось избежать липкой паутины, не сулящей ничего кроме депрессии и временного  удовольствия от ощущения своей значимости и силы.
Он верил в дружбу и семью. Не всегда тот, кто оказывался рядом,  был настоящим другом.  И не всегда, в том окружении, куда жертвуешь самого себя, своё время заботу и энергию можно найти семью. Он не верил в случайности. Игнорировал тех личностей, которые вчера обещали, а сегодня не сделали, но опять клялись, что непременно всё устроят. Презирал, и не понимал тех, которые меняли семьи как перчатки, у него в голове не укладывалось, как можно быть таким лицемером. Не осуждал, просто не мог понять, а значит, не принимал такие действия за правильные.
У него был принцип идти, а кто рядом покажет время.  Время – это именно те весы, которые взвешивают все «ЗА» и «ПРОТИВ», показывая вес каждого, насколько лёгкими бывают воины в, казалось бы, тяжёлых доспехах, и с сильной волей и духом. Впоследствии оказывалось, что доспехи из ваты и бумаги, а силы воли и духа как не бывало при виде сильной армии обстоятельств, голые воины – жалкими червями ползали в ногах,  прося пощады и умоляя не калечить.
Он не бросался словами, он их поедал.  Это был его хлеб. Он себя так и называл Буквоед. Пусть не все понимали, что обозначало это имя, прозвище, статус, как ни назови, - ну и да ладно, он не особо искал понимания. Те, кто хотел понять, они приняли его таким. Он подбрасывал слова, жонглируя ими, и взлетая вверх они приобретали совершенно другую окраску, чем привыкли видеть ранее. Для него слова имели ценность. Люди, конечно, прежде всего, но слова и определяли первое впечатление о человеке, хотя и не всегда правильное. Но в основном предвидение помогало парировать ложные слова. Как-будто  бил колокол в глубине его подсознания при выстреле магической лжи. Он не склонен был впадать в депрессию, или поддаваться гипнозу.
Он знал, с кем то пройдёт минута, и станет ясно что, увы, этот человек пройдёт мимо, или может, попросит сделать ему бутерброд, чтобы он мог утолить голод; а с кем то каждый день, встречаясь и наблюдая восход и заход солнечных бликов в городах, они будут колесить, не смотря ни на какие преграды и трудности. Но всегда его стремление быть нужным, и полезным – это кредо всей жизни, и он не собирался изменять этому принципу, ни за какие коврижки, даже со стороны Администрации.
« Полоской стелется тропинка, одни её пересекают – другие по ней идут, сворачивая, третьи – до конца!»