Выходные с пельменем

Выходные прошли под девизом «в кругу семьи». Добрые родители настойчиво рекомендовали оставить велосипед дома; с третьей попытки я уехала на маршрутке до Красного Лимана, оставив кошке Умке полкило вареной гречки в миске во дворе. Живодеры мы, однако…
В маршрутке было скучно, я ела «контики» и усявкалась в шоколаде. Жаль, облизать было некому. Сосед попался скучный, осуждающе таращился и все время потел. Я смотрела в окно и слушала Митяева.
На станции меня встретил вялый от обжорства и отдыхания на «пляжу» папа, и дал мне порулить.  Я была безмерно благодарна и в сердах пообещала покрасить все стены в комнатах.
Дача мне сразу понравилась. Шестьдесят соток сорняков – это вам не усики клубнике стричь секатором на грядке. Это уже экстрим похлеще! Но в этот день, похоже, все были настроены на пожрать, и меня никто не задействовал в хоз.деятельности.
Шурик сразу повис на мне липучей сосиськой, и так до конца выходных и провисел.
Я поставила в огороде палатку, потому что ночевать в пахнущем сыростью домике как-то не хотелось, и мы отправились на рыбалку. Дети залезли в Ланос к Олегу, а я поехала с родителями.
По какой-то дикой тропе, цепляя брюхом Логана песчаные кочки, мы сползли к речке с подозрительным названием Жеребец, нашли мостик, и вытащили снасти. Судя по глубине ручья нас ожидал невероятный улов. Олег серьезно подошел к вопросу и стал готовить наживку. Дети кайфовали. Папа ушел в камыш, уводя за собой Шурика. Мама с криками «вытри сопли!» погналась за ними. Я скептически настроенная, села на мостике, свесила ноги вниз, пугая оранжевыми штанами гипотетическую рыбу. Скоро ко мне присоединилась Лена. Минут через пятнадцать все собрались на мостике. Олег с папой профессионально имитировали поклевку. Мама с Шуриком не успевали насаживать наживку. Когда солнце стало прятаться за горизонт, а назойливый комар перестал реагировать на репелленты, мы свернули церемонию, и вернулись на дачу делать шашлыки.
Ночь была ветренная и звездная. Я стояла возле палатки, запрокинув голову, и ждала падающих звезд для исполнения своих немногочисленных желаний. В пяти метрах от меня взвизгнула мама. К ней пришел колючий ёжик и стал фыркать. Крупный, зараза! Вот и исполнилось мое первое желание. Быстро как, а! А потом прилетели инопланетяне и долго разговаривали со мной о смысле бытия, попросили сдать им анализы на проверку. А че! Мне не жалко.
Проснулась рано. В палатке случилась сауна и я вылезла наружу сушить вещи.
Завтракала деревенским творогом и молоком. От удовольствия урчало в животе и не только.
Потом получила наряд на восемь квадратных метров,  рабочие рукавицы и способного подсобного Шурика. Мы в два с половиной счета управились с дикими колючками, и заслуженно провозгласились готовыми к водным процедурам на Голубых Озерах.
На Голубых Озерах собралось пятьдесят миллионов населения нашей страны. Половина по-гиппопотамски торчала из воды, другая половина припекалась на полуденном солнце. Красные толстые попы – на это стоит посмотреть – затмевают даже вселенские прелести соснового леса на противоположном берегу и изумрудный цвет воды.
Сильный ветер трепал простыни на швабрах, которые папа с Олегом безрезультатно пытались натянуть для «тенька». В результате пришлось Шурика закапывать в песок, чтобы не превратился в румяный пирожок.
В воскресенье сообразили поход в лес тропой дохлого енота. Шурик облачился в партизанский прикид, Чакра прикинулась служебной сторожевой овЧакрой, папа взял GPS, а мама еду и зеленку.
От жары хотелось плюхнуться и зарыться в хвою, но мы мужественно шли вперед, собирая по пути высушенные грибы, напевая «Вместе весело шагать по просторам», и слушая папины байки про партизанские окопы. А потом сделали настоящий привал!
Чакра без устали носилась за ветками, которые все, кому не лень бросали ей с криками «берегись кто может!» (вот добрые люди, по жаре зверюшку мучать так – ужас!). Шурик пять минут посидел, а потом червяк в попе напомнил о себе и он принялся гоняться за Чакрой, пытаясь поймать ее за хвост! Но не тут-то было! Подглядывая одним глазом, умная скотинка ближе, чем на метр его не подпускала. Он к ней – она от него, и так минут пятнадцать без перерыва. Чуть погодя картина маслом: Шурик валяется, язык через плечо, и Чакра примерно так же. Смешно!
Дальше шли опушками и выбрели к молодому ельнику, где устроили фотосессию. Шурик блистал во всяких ракурсах (вспомнилось, как накануне в разговоре он сказал, что он – маленькая звездочка, на что я непроизвольно выдала: «Нет, Шурик, ты большой звездец!»). Жара выгнала нас обратно в спасительную тень леса; Чакра устала и, услышав разговоры о том, что пора бы подыскать стоянку, стала укладываться отдыхать каждые пять метров, видимо, показывая нам, что это и есть неплохое местечко для отдыха. Когда мы все съели, папа выпал под ёлками и начал громко спать.
Шурику не сиделось. Сначала он терроризировал меня, потом добрая мама увела его лазить по деревьям (если бы не увела, я бы его прибила и закопала  в песке).
На обратном пути Саньку доверили навигатор и мы послушно топали за ним гуськом: Чакра, папа, мама и я. Потом исчезла связь и папа, как настоящий следопыт, ориентируясь по звездам (тьфу, блин, по солнцу!) вывел нас на финишную грунтовку. Мы с Шуриком узнали вчерашний тысячелетний дуб, об который я лупасила пельменя за недостойное солдату поведение; и шелковицу, с которой мы ободрали последние несколько ягодок; и тропинку, на которой мы встретили жирного зайца, улизнувшего у нас из-под носа в густую зеленую траву.
Уезжать в Донецк всем было грустно. Искупавшись, напоследок, в озерах, приятно опустевших от столпотворения после выходных, мы направились домой.