Так называемые прилавки...

Так называемые «прилавки» 
Я видел из окна детского сада,
Уложенный воспитательницей в железную кровать.
Мы хаживали по их глине, их щебню, их травке –
Над ними возвышалась вся заилийско-алатауская громада…
Я смотрел в окно, и мне не хотелось спать.
Я складывал и раскладывал взором складки,
Бугры, обвалы, прячущиеся дороги,
Колхозника на лошади дедушкой Егором любил называть.
Ещё было далеко до заповедной тетрадки,
Но, глядя на горы, загадывал загадки,
Сочинял сказки. Люди и боги,
Птицы и звери по тем моим взглядам
Любили мой мир населять.
И до сих пор они рядом –
Время одновременно течёт за горы и вспять.
Город из детства, разламывая клетку
Данного сегодня, развёртывается парадом
На сердце, которое этому радо…

Облепленную черешней ветку
Рука не ломает, но спасибо надо сказать:
Кулёк из газеты с торчащей самой, спелой ягодой
Протягивает женщина, которую раньше не приходилось встречать:
Бревенчатый дом, не глухая ограда,
Вода в арыке может до Или докачать,
Если сделать кораблик из того кулька,
И, сказав: «Я –  мальчик с пальчик!»,
Доброй женщине рукой помахать.
Так оказаться в джунглях прибалхашского тростника.
– Семенов Тянь-шаньский, не надо стрелять
В последнего тигра!
Да, я видел его в музее, где он сейчас, бедолага?
Возможно, сторожит чью-нибудь высокопоставленную кровать…
Но память устроена хитро:
Любимое обладает способностью воскресать.
Не удивляйтесь, обнаружив следы над краем оврага,
При виде которых вам, возможно, захочется закричать.
Вы можете мне не поверить, но я каждый день встречаю
                Калмыкова, Домбровского, Динерштейна,
На экскурсию в Малую станицу меня приглашает дядя Слава Лисогор,
Я, как в дом родной, вхожу в Кафедральный собор,
Киваю Зенкову не благоговейно,
Но благодарно, большой Вася-чечен
В маленькой машине привозит меня на Зелёный базар,
Где с арбы продают килограммовый апорт.
Алма-Ата в любящих (ныне дышащих) находится внутри вен,
При распаде которых, возносит души на пик Талгар
И с первым рассветом становится частью новых аорт.
Благословенный край! Воистину – Божий дар!
Ташкентской, Бурундаем  ничего не кончается.
Каждый город, в котором человек сохраняет любовь,
Наделяет бессмертием, бессмертием наделяется.
То, что дорого, возвращается
Вновь!
Когда мне говорят – конец, отвечаю – всё только начинается,
И над прежним взглядом вскидываю бровь.