Лэселз Эберкромби. Гимн любви

Неожиданно, абсолютно неизвестное стихотворение, возможно, никогда ранее не переводимого на русский язык английского поэта Лэселза ЭБЕРКРОМБИ  (Lascelles Abercrombie (1881-1938) – британский поэт и критик, эссеист, теоретик поэзии). Во всяком случае, он не упоминается ни в одном русскоязычном тексте или издании, присутствующем в Интернете. Только в справочном:
http://www.mavica.ru/directory/rus/35247.html

ГИМН ЛЮБВИ является вступлением к большой поэме ЭМБЛЕМЫ ЛЮБВИ Лэселза ЭБЕРКРОМБИ  (Emblems Of Love, by Lascelles Abercrombie),  посвященной его жене.

Вот ссылка на страничку в англоязычной литературной энциклопедии:
http://www.litencyc.com/php/speople.php?rec=true&UID=4981

Кроме того, что текст(возможно) ранее не переводился на русский, он мне показалось очень красивым, но довольно сложным по структуре: катрены, в которых рифмуется первый и третий стих, четвертый же рифмуется с четвертым стихом следующего катрена. Та же история со вторым стихом: он рифмуется со вторым стихом следующего катрена.

Не судите строго. Высказывайте свое мнение. Сайт этот для меня скорей место работы, чем «рисовки».


Лэселз Эберкромби. (1881-1938)

Гимн любви

O Любовь, мы твои, мы твой плод, что в тебе.
Когда стала ты мыслью глубокой,
Мы ее изрекали, повторяя везде,
Как костров твоих мысль изреченную.

Нет, поверь, не глашатаи мы, не певцы,
Твоих песен безумно жестоких,
Мы лишь слово, что вдруг дурака бубенцы
С колпака прозвенели смущенно.

Что ж еще, как не глупая речь дурака,
Движет страхами жизни невнятными,
Словно камни кидает мальчишки рука
С брега страшного в реку студеную.

Звезд опасны орбиты, но рожденье и жизнь
Наши – их только миг необъятный.
Невесомое слово из звездной пылИ,
Жизнь дарует свет душ услажденных.
 
Ветр вселенский свивает в клубок голоса,
Мощный ветер подзвездного мира,
Воздух с судьбами в струны скручён. Небеса
Напевают о дивных желаньях.

Но не ветром сражен содрогается мир
И не песнями бури с эфира,
Словом светлым, прекрасным время в спешке звенит,
Словно тьму заполняет пожарами.

Да, Любовь свою песню слагает из нас,
С нею жизнь преисполнена смысла,
Слившись в хор голосов, наши души подчас
Замирают в любовной истоме.

Смертоносного мира покинув приют,
И с проворством слепца вниз спадаем, зависнув,
Словно ливни пунктиром на землю идут,
Литургию утехам верша в Божьем доме.

Производное шанса, страданий и мук,
Входим в жизнь, обожженные яростным пламенем.
И как слово, Любовь, очертив жизни круг,
Вдруг горящее сердце обрамляет в оправу.

Да, Любовь, мы твои, литургия святая тебе,
Твои райские мысли, твое имя звучащее,
Твоя смертная совесть, бессмертие в жарком огне.
Страсть Любви в ее собственной славе.


Lascelles Abercrombie
Hymn to Love

We are thine, O Love, being in thee and made of thee,
As thou, Love, were the deep thought
And we the speech of the thought; yea, spoken are we,
Thy fires of thought out-spoken:

But burn’d not through us thy imagining
Like fiеrce mood in a song caught,
We were as clamour’d words a fool may fling,
Loose words, of meaning broken.

For what more like the brainless speech of a fool,—
The lives travelling dark fears,
And as a boy throws pebbles in a pool
Thrown down abysmal places?

Hazardous are the stars, yet is our birth
And our journeying time theirs;
As words of air, life makes of starry earth
Sweet soul-delighted faces;

As voices are we in the worldly wind;
The great wind of the world’s fate
Is turn’d, as air to a shapen sound, to mind
And marvellous desires.

But not in the world as voices storm-shatter’d,
Not borne down by the wind’s weight;
The rushing time rings with our splendid word
Like darkness fill’d with fires.

For Love doth use us for a sound of song,
And Love’s meaning our life wields,
Making our souls like syllables to throng
His tunes of exultation.

Down the blind speed of a fatal world we fly,
As rain blown along earth’s fields;
Yet are we god-desiring liturgy,
Sung joys of adoration;

Yea, made of chance and all a labouring strife,
We go charged with a strong flame;
For as a language Love hath seized on life
His burning heart to story.

Yea, Love, we are thine, the liturgy of thee,
Thy thought’s golden and glad name,
The mortal conscience of immortal glee,
Love’s zeal in Love’s own glory.