Год Дельфина

***
Кальян заброшен, опиум рассыпан,
Раскиданы  подушки на диване.
Сегодня не увидимся мы, видно,
И клясться в вечной дружбе мы не станем.

Ты принести хотел клинок дамасский,
Не раз омытый кровью иноверца,
Чтоб я тебя спросила без опаски:
«Из рук, из головы или из сердца?..»

Мой тихий двор от посторонних взоров
Укрыт непроницаемым забором,
А за оградой – в пестроте узоров
Такой неведомый и страшный город.

А в нем – мечети, шумные базары,
Притоны и курильщики гашиша…
Почета я достойна или кары?
Все ниже падаю иль подымаюсь выше?

Я разучилась совершать намазы,
И за меня проиграны все битвы.
Одна тобою сказанная фраза
Во мне звучит сильнее, чем молитва.

Ты появлялся в образе корсара
И лгал, что занимаешься пиратством, –
В тот час, перебирая струны тара,
Твоим опасным я прельстилась братством.

…Муллы заслышав пенье с минарета,
Безумный дервиш закружился в танце,
А за стеной, в цветущий хмель одетой,
Ждет персиянка смуглого ливанца.

Когда ж под взглядом грозного заката
Сумеем устоять перед соблазном,
Придут за нами слуги шариата,
Чтобы предать нас самой страшной казни.

 3 – 22 февраля 1998.


ЛИЛИТ

Жалею о тебе иль не жалею –
Но все равно, мой милый друг, прости,
Что не смогла навеки стать твоею
И до тебя покорно снизойти.

Нет, я не ведьма и не демоница,
Не призрак и не ламия, поверь!
Весталка я, монахиня и жрица,
И для меня открыта в космос дверь.

Тебя звала с собою, улетая,
Чтоб вместе уподобиться Богам,
Чтоб звук Вселенной лился, не смолкая,
И жизнь принадлежала только нам…

Но счастью предпочел ты прозябанье.
С ней проще: ведь она же из ребра!
Коварное, ревнивое созданье  –
Интриг и сплетен вечная игра.

И не меня – себя ты испугался,
Когда, послушав ангельскую рать,
В садах Эдема  узником остался,
Навеки дал меня оклеветать.

Отринутая, проклятая миром,
Я знаю: все же вырвешься из тьмы,
Где ложным поклонялся ты кумирам,
Туда, где вновь соединимся мы.

Наскучат ревность, женские упреки,
Очнется разум, что веками спит,
И, выйдя в ночь, воскликнешь:
                «О, пророки!
Где ты, моя прекрасная Лилит?!..»

 5 – 23 февраля 1998
рисАдам и ева. 

СОВЕТ

Узницею женской половины
Быть мне в этой жизни суждено.
Где-то веселятся там мужчины,
Здесь – уныло, скучно и темно.

Лишь окно в извилистой решетке,
Глиняная кукла без лица,
На ковре сандаловые четки, –
Это счастье длится без конца.

Что там происходит на террасе?
Принимает мой отец гостей?
Почему с такой тревожной страстью
Целый день оттуда жду вестей?

Подсмотреть послала я Зулейху,
И она узнала, что средь них
За столом сидел племянник шейха:
Это не иначе, как жених.

Много раз мое звучало имя,
Дважды ударяли по рукам,
И, договорившись о калыме,
Коротко сказал отец: «Отдам».

…Что ж, судьба одна у персиянки,
У которой даже нет души, –
Из дворца она или землянки –
Мы в гареме только хороши.

Но супругу властному в угоду
Жить затворницею не хочу!
Я хочу свободы – и свободу
Я любой ценой заполучу.

Я ему рожу немедля сына
И любимой сделаюсь женой.
Он про всех забудет – и отныне
Станет поклоняться мне одной.

Будет исполнять мои капризы –
И тогда он у меня в руках:
Путь к свободе очень-очень близок, –
Да поможет в этом мне Аллах!

И однажды ночью, в час желанный,
Я ему скажу: «Мой господин!
Долг исполнила пред вами главный:
У меня от вас родился сын!

Смею ли просить у вас награды
И к ногам прекрасным вашим пасть?
Мне от вас совсем немного надо:
Я прошу свободы, слуг и власть.

Старшею в гареме беспризорном
Вы теперь позволите мне быть?
Женщины ведут себя позорно,
Евнухов пытаясь обольстить!..»

Он сначала разразится гневом, –
Только мне готов он все отдать.
Стану я заведовать гаремом
И сама наложниц отбирать.

Выберу попроще, поневзрачней;
Прочь красавиц буду отсылать:
«Это,  – я скажу, – товар пропащий!
Где у ней изящество? Где стать?..»

Жены пусть ругаются, бранятся,
Норовя друг друга отравить;
Я же буду в город выбираться,
На базары каждый день ходить.

Слугам прикажу, когда устану,
Чтоб оставили мой паланкин
В голубом саду, где у фонтана
Бродит малахитовый павлин;

Где висит на изумрудной ветке
И поет  о чем-то неземном
В драгоценной золотистой клетке
Птица с фантастическим пером;

Где томясь от скуки, час за часом,
В закопченной лампе старый джинн
Ждет, когда же явится с приказом,
Дав ему свободу Ала-ад –Дин…

– Глупая, – беззубо ухмыльнулась
Нянька в черной выцветшей чадре, –
Мне б такое счастье подвернулось
На мятежной юности заре.

Что за блажь – таскаться по базарам
Да порхать по сказочным садам!
Все это тебе не нужно даром.
Ты найдешь свободу через храм.

Поменяйся с евнухом одеждой
И покинь украдкою гарем,
И, Аллаху помолившись прежде,
Отправляйся прямо в Вифлеем.

Там найди пещеру, где родился
Много лет назад пророк Иса,
Гефсиманский сад, где он молился,
Гору, где он на кресте томился,
Где был вознесен на небеса.

А потом – в Аравию: в Медину,
В Мекку – две святыни  мусульман.
Там, в песках, на подступах к пустыне,
Повстречаешь хаджи караван.

Поклонившись гробу Магомета
И надев зеленую чалму,
Поживи меж суфиев аскетом…
Внемлешь ли совету моему?
 
Слушай, дочка, ты меня, старуху, -
Да благословит тебя Аллах!
С ними по могуществу и духу
Не сравнится даже падишах!

Постигая мудрости Корана,
Станешь ты мудрее, чем Коран;
А к концу святого Рамазана
Дервишем вернись в родной Иран.

Так, служа Аллаху год за годом,
Будешь ты подвластна лишь ему.
Вот тогда получишь ты свободу, -
Ту, что и не снилась никому!

            18 февраля – 2 марта 1998

      рис. К «Совету»

ДОНЬЯ ИНЕСС

                Юре Кокоянину

Вновь утопала в зелени весна.
Боясь неосторожного движенья,
Смотрел я, притаившись у окна,
Как ты свое ловила отраженье.

Вот слово королевича-вдовца:
Гнев короля меня не испугает, –
Лишь бы коснуться милого лица…
А при дворе уж Бог весть что болтают!

Вам ли, на что способен я, не знать;
Вам ли не знать мой пыл, мой нрав упрямый,
Чтобы посметь и в этот раз сказать:
«Очередной роман с придворной дамой»?!

О, королева, тайная жена!
Что мне закон и разные устои?!
Я в ужасе очнулся ото сна –
В нем кровью изошли твои покои.

Теперь велю я всех подряд казнить
И головы рубить без всякой меры,
А люди станут после говорить,
Что очень грозен был король Дон Педро!..

Душа несется за тобою вскачь,
И кажется –  вот-вот свершится снова:
Опять заносит свой топор палач, –
Ему названье заговор дворцовый.

Но прежде – доказать сумею я,
Что не уйти от мести короля!
  3,4 марта 1998       

               
***
Ночь укрыла сонную веранду
Жаркой, опьяняющей завесой.
Во дворце, на шкуре леопарда,
Засыпали черные принцессы.

А средь джунглей, будто на охоте,
Маги заклинали крокодила,
И душа, простившись с чьей-то плотью,
Медленно во плоть его входила.

Воин в голубой татуировке,
С кольцами и рваными ноздрями,
Сжав копье, шел к тростниковой лодке
После стычки с прежними друзьями.

А мертвец, расставшийся с могилой,
Превращенный в зомби старым вуду,
Брел, шатаясь, по земле постылой,
Чтобы зло и смерть творить повсюду.

Повстречал его отважный воин
И пронзил насквозь гнилое тело,
Чтоб душа. не знавшая покоя,
Поскорее к предкам улетела.

А потом у хижины замшелой
Он шутя сразился с крокодилом.
Колдовское логово сгорело,
И ушла из оборотня сила.

Ехал победитель, в лодке стоя,
Мимо заколдованного леса.
Во дворец спешил он, где героя
Ожидали черные принцессы.

Что грозило в эту ночь случиться –
Ни король, ни двор о том не знали;
Лишь над озером кричали птицы
Да гиены в чаще завывали.

Утром тростниковую веранду
Огласили гулкие распевы:
Восседал на шкуре леопарда
Молодой король – и королевы.

 23 апреля 1998


НЕЛЕ

Опять, как лента, тянется дорога.
Пес бросился за колесом вдогонку.
Быть может, за ночь отдохнешь немного
От нудного шитья сорочек тонких.
Бедны, как мыши, в доме не гроша, –
Лишь мать, обезображенная пыткой,
А к рынку городскому не спеша
Все тянутся груженые кибитки.
А за окном зима. Шумит каток,
Мелькают раскрасневшиеся лица,
И вновь бредут слепые, словно рок,
Оборванной зловещей вереницей.
Бежит по снегу шут. Он с давних пор
Ныряет в прорубь на потеху детям…
Но мать на лавке – как немой укор,
И ты с надеждой думаешь о лете.
Накинуть плащ, взять посох –  и вперед!
Как  действует на нервы старый флигель!..
…А вдруг он там? На площади поет
И веселит толпу мой Уленшпигель?
Но площадь перед ратушей пуста,
Где царствует палач в безликой маске,
А император созерцал уста,
Что говорить не могут по-фламандски.
Теперь король отрекся, и страна
С тревогой ждет – в раздумьях о Филиппе,
И ты закрылась в комнате одна,
Чтоб зелье приготовить по Агриппе.
На поле висельном  ты извлекла из нор
Десятка два уродливых альраунов:
С их помощью ты видела в упор
Инфанта, танцевавшего павану.
Филипп жесток: то видно по глазам;
В них нет добра и нет любви к народу,
Но жить придется знати и низам
Под властью молчаливого урода.
Сожмет тиски испанский сапожок,
Еще сильней костры заполыхают, –
Подальше спрячь свой сонный порошок:
Таких, как ты, беда подстерегает.
Шут в проруби, трещоткою звеня,
Смеется: весел он и неприкаян…
Как хочется согреться у огня…
Но дров уж больше в долг не даст хозяин.
…Зиме конец. Яснее небеса,
И солнце топит снежные заносы.
На кораблях, поднявших паруса,
От берега отчаливают гёзы.
Не плачь! Ты слышишь? Фландрия зовет:
Он там же, где его единоверцы.
Опять разлуку флейта пропоет,
И снова пепел ударяет в сердце.
Твой час придет – и будешь среди них,
С ним рядом, нестареющая дева;
И вы искать пойдете Семерых:
Король шутов и гёзов королева.

25-27 апреля 1998

  к «Неле»

ЖЕНЩИНА ФРАНЦУЗСКОГО ЛЕЙТЕНАНТА

Опять над морем собралась гроза,
Но я стою – как будто в ожиданье,
А с берега меня сверлят глаза:
«Ее поступку нету оправданья!

К чему девицу призывает долг?
Чтоб с нянею гулять в аллеях парка,
Быть благонравною и замуж выйти в срок:
Весьма печальна участь перестарка!

Но чтобы так себя вот уронить,
Одним неверным шагом опорочить,
С пустой надеждою на пирс ходить
И даже бегать на прогулки в рощу!..»

Вне общества… к свободе главный шаг.
Вне осуждения, – но какова расплата?
У старой леди вечно все не так.
А я – пристыжена и вечно виновата:

«Тот лейтенант!..»
                Все думают – он был,
А я  была «любовницей», «подстилкой»
И просто «женщиной».
                Никто мне не простил
И не простит «натуры слишком пылкой».

И на моем надеются лице
Узреть следы раскаянья, страданье,
Раздумия о собственном конце
И своего позора осознанье.

Вне общества…
                Зато передо мной
Теперь, как мухи, вьются филантропы.
Благотворителей здесь – целый рой,
К сердцам блудниц не раз торивших тропы.

Твердит мне пастор каждый день про грех,
Про муки ада и проклятье Евы,
Что следует мне быть счастливей всех,
Став скучной компаньонкой старой девы.

…Здесь пахнет пылью, встало время – лишь
Поток душеспасительной беседы,
И ничего от них не утаишь…
Вновь слышу после постного обеда:

«Будь благодарна, получивши кров
И место, невзирая на паденье!
Нет-нет, не нужно фраз и громких слов!
Раскаянье докажешь поведеньем.

Но каяться ты, видно не спешишь:
Одна гуляешь в этой страшной роще,
На пирсе в одиночестве стоишь…
Позволь: а хорошо ли спишь ты ночью?!

Мужчина  – дьявол во плоти; греха*
Должна теперь бояться пуще смерти!
Ты согрешила: ноша нелегка, –
Ведь яд порока отравляет сердце!..»

Да, в самом деле: ноша нелегка –
Везде ловить сочувственные взгляды…
Расплата за «грехи» невелика.
Да и расплата ли? Скорей, награда.

«Французский лейтенант» – меня он спас,
И не страшит меня отказ от места,
И продолжаю жить я среди вас:
Отвергнута – но, к счастью, не «невеста».

Я вас благодарю, мой лейтенант!
Хоть вас и не было –
                мне все же так угодно.
Для всех – меня сгубил «заезжий франт».
«Потерянная»!
                Но зато – свободна!

   25 – 28июня 1998.



КОЛЫБЕЛЬНАЯ
ДЛЯ МАЛЕНЬКОЙ ВЕДЬМЫ

Ветер в комнату несет
Сладкий запах прерий.
Няня песенку поет
У моей постели:

«Зря молилась столько лун
Мать Пречистой Деве
Подменил тебя колдун
В материнском чреве!»

Говорят, меня на свет
Ведьма принимала, -
Закляла меня от бед
И околдовала.

Сладу нет со мной с тех пор,
Ни одной подруги…
Все гляжу на задний двор,
Где дома прислуги.

Кукол в руки не беру,
С сестрами не лажу
И подменышем расту
К ужасу мамаши.

Не поймет меня родня,
Пригрозили поркой:
«Сядь за книгу!» - а меня
Тянет на задворки.

На задворках – дым и пар,
У костра так жарко;
Там катает белый шар
Черная служанка.

Слышу пение рабов,
Что пришли с плантаций.
«Больше, чем на сто шагов,
К ним не приближаться!»

Барабана мерный гул
Призывает духов,
Извивается в кругу
Черная старуха.

Повзрослею – и в нору
К старой негритянке…
«Ару-ру! Ару-ру! –
Напевает нянька. –

Спи, разбойница! Ты что
Верещишь, как муха?!
Засыпай же, - а не то
Глянь: утащит брухо*!»

Что же, брухо – лучший друг
Маленькой чертовке.
«Няня, ты слыхала стук?» –
«Ну-ка спать, плутовка!

Повернись на правый бок!..»
Я в ответ зеваю,
Придвигаюсь в уголок,
Но – не засыпаю.

Только глажу белый шар,
Там где дремлют духи,
Повторяя про себя
Заговор старухи.

  8 –10 декабря 1998
* Колдун(исп.)