Доверие? Недоверие?

    Вчерашнее событие не идет из памяти, так и длится, и длится, будто есть в нём загадка, которую нужно понять, избежав сентиментальных шаблонов и восхищений.
Каждый раз, оказываясь в местах, где водится много вольных бабочек,
я  поддаюсь обаянию их невесомых скольжений и слежу за мельканием крыльев.
Всё другое  уходит из поля зрения и воспринимается  несущественным,  - зеленый мир
сливается с миром воздушным,  полупризрачным, ирреальным, в котором единственно ощутимой реальностью становятся грациозные танцы разноцветных существ, увлекающих  трепетной жизнью, где перекрёстные волны полётов кажутся наполненными недосягаемым смыслом, 
и всё-таки очевидным как язык самого Создателя.
    Жаркий день после прохладной недели выпрашивал приключений, и я до обеда решала,
куда же всё-таки отправить колёса. После полудня  легкий ветер приглушил жару, и
велосипед сам собой заскользил в сторону Черного озера. Уже выруливая на знакомые светофоры, я ещё размышляла, а не повернуть ли к старым заброшенным торфяникам, заросшим березовыми перелесками, где по рассказам здешних жителей, покоились тысячи военнопленных адской войны. Второй год туда собираюсь.Но - и на этот раз не поехала,  а руль уже приплясывал по обочине битком набитой дороги, столько мчалось мимо легковых в жажде живой мещорской воды.
Проезжая на несколько километров вытянутое село, вспомнила, что еду без питьевого запаса, - взгляд самовольно зашарил по  бокам дороги, пока не выбрал  полуоткрытый колодец с цинковым ведром, прикованным цепью. Вода в ведре оказалась  парной,  я с удовольствием вылила её на голову и умылась. Цепь загремела, напоминая  детскую радость - в гостях у бабушки, когда ходить за водой на колодец было счастливым поводом удрать на улицу. Ядреный холод из глубины колодца прямо таки плеснул запасом  бодрости, так хороша оказалась водица.
   Свернув на узкую бетонку, я испугалась разбитости плит, велосипед  задрожал,
выбирая где поровнее- ещё в прошлом году они  были гораздо целее - стало быть,
автомобильных паломников прибавилось,  а с ними и "цивилизованного" мусора.
Санаторный недострой семидесятых из нескольких кирпичных корпусов  так изнутри и снаружи зарос, что я не сразу узнала знакомый  песчаный мысочек, где можно было нарвать бессмертника. Не увидела росточков, жалко. Свернула налево и по разбитой колее повела руль вдоль озера, дышавшего ясным покоем. Вода -  свежезаваренный цейлонский чай, кое где отливала даже чистым рубином, в который смотрелись, зависая, сытые стрекозы. Потому и Чёрное - что загадочный его цвет -прозрачно-черешневый притягивает и отпугивает одновременно как магическое око природы.  Из под переднего колеса то и дело вспархивали
привычные махаоны, на лету целующиеся друг с другом. Из зарослей папортника встрепенулась
траурница,  размахом крыльев с воробышка, а за ней - я такую не видела -  бабочка, которую я тут же назвала Огнянкой.  Существо из тропиков не иначе,  она летела прямо на меня, чуть не задев крылом бейсболку.
Белый цвет привлек - мелькнуло у меня,  взгляд уже был пойман в ловушку дразнящего танца Огнянки. Я пыталась её сфотографировать, она крутилась в поле объектива, приседая не больше пяти секунд, и отводила, явно отводила мой взгляд от озера. Сфотографировать не удалось. Вдруг она появилась перед самым носом  в сопровождении двух точно так окрашенных танцовщиц, но размером настолько меньше - насколько меньше фараоновы слуги
по сравнению с ним на египетских фресках.  Огнянки закружили передо мной в парном фокстротике, а потом одна из них уселась на мой кедик. И сидела - ровно столько, что мне удалось включить фотоаппарат, отыскать "качество", настроить свет и нажать на кадр.
Ещё минут десять я ждала появления главной водительницы танца, ничего подобного - она больше не появилась. Прошагав по бревнам через заросший ручей, скомандовала себе не обращать внимания на мир крыльев, и стала высматривать землянику.
Мне удалось закинуть в кузовок пять-десять ягодок, как на ручку корзинки уселась знакомая огнянка. Почему-то я сразу решила, что это была та самая, которая выясняла мою личность по кедам. Что я только не делала - бралась за ручку в сантиметре от носика бабочки, подкладывала ладошку под её крылышки, стараясь не коснуться пыльцы,
носила корзинку так осторожно, чтобы не задеть её фигурки - огнянка, казалось уснула, и только  слегка подрагивая усиками, сообщала о том, что слышит и чувствует мои движения. Я оставляла корзинку на тропке, собирала землянику горстями, приносила, кидала в корзинку - а моя спутница продолжала сидеть на ручке, нисколько не смущаясь тем, что я переносила её с места на место. Наконец, когда я особенно высоко подняла корзинку, чтобы не сбить её случайной веткой, огнянка перебралась на  большой палец моей правой руки.
У меня замерло сердце. Стараясь очень осторожно водить рукой, я сняла крышку с объектива, долго и не очень удачно настраивала макросъему, искала расстояние и ракурс,  непривычно удерживая левой корпус фотоаппарата, чтобы он предательски не задрожал в момент съемки.
   Мне удалось сделать несколько дублей, при этом моя модель принимала различные позы и тоже старалась двигаться предельно аккуратно, чтобы помочь мне справиться с объективом. Восторг уже поднимался к моим глазам, но - огнянка не дала прослезиться.
В поле зрения появилась вторая, и моя знакомая мгновенно взвилась ей навстречу, оставляя мне целый вечер на размышления - что это было?
Это было сознательное действо? Бабочки меня уводили от той - сказочно красивой царицы Чёрного озера? Выясняли - насколько я безопасна?
Выражали мне доверие - недоверие? Жертвовали собой?
    Ещё через час - обойдя озеро,  вышла  на знакомый песчаный мысочек - вода позвала искупаться. После полчищ слепней и комаров чайный настой был особенно нежен, целебно обнимал и бодрил.
В зарослях тростника паслись огромные стрекозы, чуть дальше купались желтые лилии,
солнце уже цеплялось лучами за края сосен, и пора было "сматывать удочки."