Дождь мёртвых

На рассвете, пока не свистят ни синицы ни зяблики,
слышен старческий шепот и стук глуховатый за шторами.
Может,  голубь больной скребыхается сизыми лапками,
или дождь по жестянке долдонит и грязь размывает узорами…

В этом городе вечная осень, что в мае, что в августе;
времена здесь условны, почти как в преддверье Аидовом:
ляжешь спать молодым, а проснёшься скрипучим от старости,
словно ржавая баржа Харона, гружёная злыми обидами.

Несусветную рань проклиная, привычно терзаешься
маетою рассудка и страхами плоти изношенной.
Молча слушаешь дробные ритмы, держа ещё
в цепкой памяти сон как подарок непрошеный.

Снились встречи, не бывшие и не суждённые
в здешнем мире, где души всегда наособицу,
как в толпе под зонтами, текущей потоками тёмными,
так что не с кем сердечным словцом перемолвиться.

Только смерть отверзает уста нелюдимые,
разрешая от клятв и внушая последнюю искренность.
И тогда, словно в отпуск, к нам в сон прилетают любимые,
придавая земной суете неземную осмысленность.

Сквозь назойливый дождь раздаются, царапая по сердцу,
голоса тех, кого уж давно схоронили, оплакали,
да и вроде забыли, утешившись ангельским Моцартом
и упившись бессмертной тоски лакримозными каплями.

А весёлые мёртвые нам раскрывают объятия,
полны радостной лёгкости, прежде как счастья не чаемой,
разрушая со знанием дела любые понятия,
что себе навнушали по книжкам об аде и рае мы.

Почему эти встречи лишь в дождь проливной уготованы,
я не знаю, но ради небесного их ликования
примиряюсь и с вечною хмарью за мутными окнами,
и с неласковым нравом унылой страны пребывания…