Не со мной...

Я не была на той войне,
Но вижу ясные картины –
Березы, лес, весенний лес,
Кукушки голос, что вторил мне.

Как занималася  заря,
И чувство утреней прохлады.
Сминая землю сапогом,
Как друг за другом шли солдаты…

Едва примятая трава,
И на душе его тревога,
В груди щемящая тоска,
Вот-вот, должно случиться что-то…

Да, он предчувствовал беду!
Внезапно выстрелы и крики,
Борьба отчаянно за жизнь,
И острый нож в него возился…

Бледнея, падал как листок,
Безвольно руки опустились.
Глаза распахнуты, застыв,
В них дикий ужас отразился.

Еще успел увидеть он,
Солдата – своего убийцу.
Тот нож в руках его, в крови,
Глаза безумные и злые…

Ещё успел он осознать,
Тот миг, последний в его жизни,
И он как будто бы застыл,
И время ход остановился…

Внезапно боль в его груди,
И вот рассудок помутился,
Он тихо «мама» прошептал,
Еще успел… и отключился...

И вот она, его душа,
Уже легко, расставшись с телом,
Взметнулась ввысь как ветерок,
И к свету яркому летела…

Он видел все вокруг себя,
И лес и небо голубое.
Солдата видел со спины,
Склонившегося над собою…

Ему уж было всё равно,
И ничего не волновало…
Но вдруг, очнулся он когда,
Часы с руки его снимал он!

Не время было умереть,
Он плен попал и ранен был,
Судьба дала ему отсрочку,
Еще два месяца прожить...

А доктор на него ворчал,
Ругал его, сшивая рану.
Три дня он был еще в бреду,
Не выжил, если бы не ангел.

Тот милосердным ангел был,
Беда с зелеными глазами.
Он спас его и погубил...
За ангела и жизнь отдал он.

Он мстил за сломанную жизнь,
Когда летели пули градом,
За холод лютый под Москвой,
И за котел под Сталинградом...

За то что предала его,
Родная Родина жестоко,
Он сыном стал страны другой,
А может соловьи виною?