Вот, такой вот бардак

Не знаю, как всё описать,
Чтобы понять смогли другие,
И нужно ли, кому-то знать,
Что волосы мои – седые.

Коробит сердце мошкара,
Лишая тело чувств и слуха.
Рутина – нудная жара,
Как надоедливая муха,
Мешает в строчки жизнь смешать,
Да разметать себя по ветру,
В людской пустыне, пылью стать,
Накрыть, как пеплом километры.

Свободу, где-то впереди,
Покалываньем в пальцах ощущаю,
Но, как дорогу к ней найти,
Бог видит, я увы не знаю.

Побольше этого скажу –
Я пью, и пью, довольно часто.
Шагнув по полю на межу,
Всё это окрестил лекарством.
Полынь под ноги, сердце жмёт,
Здоровье – дрянь, спина вспотела,
И, как обычно мимо мед,
Что счастье пить со мной хотела.
Часы кричат – не спи, черёд
Пришёл, а ты не зреешь духом.
И только раскисает лёд,
Душа, взбесившись, отдаётся мухам.
Хотел схватиться за перо,
Чтоб выплеснусь свои печали,
Я обнаружил съеденным нутро,
А твари мерзкие над словом ржали.
Смеялись так, что я рыдал,
Не видя мысли продолженья,
Сменив свой голос на оскал,
Любуюсь, зверским отраженье.
Мой волос, некогда густой,
Ломал зубцы от гребней разных.
Теперь, остриженною головой,
Я кланяюсь для стеблей важных,
Такой же, как и все травы,
Растущей в лопухах мимозы,
А мухи мажут, для молвы,
На уши, срезанной, под корень розы,
Благоговейное дерьмо,
Что правдой, кажется зовётся.
Прикрыв разбитое окно,
Не пропускаю в дом свой солнца.