Кому покажется старинным...

Кому покажется старинным
романсом вольным, городским,
кому-то - повестью былинной,
иносказанием - другим.

Там разберёмся, - по приходу
на, в общем-то, не страшный суд.
Простому русскому народу
догадываться недосуг,

о чём там, трепетнее лани,
умалчивает тишина,
когда лишь ветер во кармане,
как целомудренна жена,

ознобом укорит, затихнет.
Всё проще и грубей стократ. -
Шажками первыми антихрист
ступает в вырубленный сад.

Он подрастёт ещё, окрепнет
и рот раззявит: "Подмогу!"
А небо понемногу слепнет,
не покоряяся врагу.

Род человеческий, доколе
ты страшной истине внимать
покорно будешь и в неволе
бесчувствия изнемогать?

Бог милосерд и не оставит
беспомощного. Возопи,
народ мой! Кто тобою правит?!
Взмолись о милости Любви,

о дарованье благодати,
о новом веке! Насади
плодоносящи (исполать им!)
Прольются слёзные дожди

раскаянья и покаянья.
Восстанет над страданьем Русь.
И от прощенья до прощанья
я, как сумею, помолюсь

святым угодникам. Затеплю
свеч восковых неяркий свет.
И поцелую эту землю. -
Иной, как не было, так нет.

И буду петь до окончанья
отпущенных судьбою дней
отчаянность и величанье
нетерпеливости своей.

(Не терпится увидеть край мой
благоухающим, в цвету)
Скорей всего, до урожая
не доживу, и на лету

сорвётся сердце в час ненастный.
Одно желание: в тот миг
Исусовой молитвы страстной
пошли душе моей! Томит,

томит сплошное лихолетье,
теснит. Изнемогаю, длю
мгновения смердящей смерти
и Слова древнего люблю

единственное утешенье.
Сыновней смертию поправ
грехи людские, прегрешенья,
во гробе сущим даровав

жизнь вечную, и мне оставил
надежду. Верую. Спаси,
по милости Твоей, о, Авве,
о, Авве, Отче, Боже Сил!

Писательской гордыни пепел
в рассветном растворю вине
и выпью за того, кто - светел,
за утро новое. Во сне

увижу матушку за прялкой
и рыбака с уловом, сад,
воскресший по трудам. И жалко,
что сон всего лишь. Робкий взгляд

на образа, на даль туманну
за растворившимся окном...
Как странно жить. И верить странно.
И страшно, и светло кругом.