Рука Мастера

 
                Цикл посвящается
                художнику книги
                Андрею Геннадиеву



 
ПОЦЕЛУЙ

Рыцарь Бедный голубка целует:
Профиль греческий,
     глубокий скорбный взгляд;
На челе дух мудрости колдует,
Три державы голову вершат.

Бог-Отец в щеках его сияет,
Синева скользит по волосам, –
То ладонь Христа его ласкает,
Дух Святой прильнул к его губам.

Апрель, 1989
 

КРЕЩЕНИЕ

Мы стояли у иконостаса,
Ты молитву надо мной читал.
Пел священник приглушенным басом,
Дух Святой под куполом витал.

И, когда свершилось посвященье,
Он коснулся моего лица…
В день второго своего рожденья
Обрела я крестного отца.

21 июня 1989.




***

Вы подняли переполох,
Повсюду вы меня искали;
Вы заподозрили подвох…
…А я сидела в Зазеркалье,
И, сидя в кресле у огня,
Смотрела я на вас оттуда,
А вы до вечера меня
По-прежнему искали всюду.

22-25 июня 1989





***
Король сидел в дубовом кресле.
В потертой черной треуголке
был он – и желтые ботфорты
на шкуре барса, и камзол…

…Курил фарфоровую трубку.
Сквозь дым тянулся
         взгляд стеклянный,
а на груди, на толстой цепи*,
лежал Георгиевский крест.

Звучали фуги, тлели свечи,
бокалами звенели гости,
и полумрак окутал залу –
а за окном синела ночь.

Король сидел в дубовом кресле
и шпагой ворошил в камине,
и огненные саламандры
метались по его щекам.

Когда глумились над Дворянством,
а рыцарей бросали в тюрьмы,
и уходили в катакомбы
те, кто на верность присягал, -
               
Творец хранил его всех боле;
дышало львиной мощью сердце,
и закалялся в сером замке
тевтонца непокорный дух.

Зима 1989-90.




СОН ПРОСТИТУТКИ

Я во сне сегодня увидала,
Будто бы нагая, в старой шляпе,
В окруженье демонов стояла –
Сзади смерть подкралась тихой сапой.

Все они явились, как виденье
Жуткого ночного карнавала.
Что за бесовское наважденье!
Только их мне здесь не доставало!

Хоть бы кто-нибудь пришел на помощь,
Разогнал бы адские созданья!..
На часах давно уже за полночь,
И мое окончено свиданье.

Тот, кто был со мной, греха изведав,
Отвернулся - и меня покинул;
Устремившись к призрачным победам,
Взял копье и серой тенью сгинул.

Этот рыцарь, нищий и голодный,
Без гроша в мою зашел обитель,
А в награду – меч, кривой, негодный,
Мне ночной оставил посетитель.

«Спрячь его на черный день. Старьевщик
За ценой не постоит. И, кстати,
Меч не так уж плох: потрогай кончик.
А деньгу пускай другой заплатит…»

…Я хотела за такие речи
Обругать его – но не успела:
Подкосились ноги, сжались плечи,
И во мне все разом онемело.

- Вы за мной?! Нет, мне еще не время;
Я ведь толком не жила на свете! –
Где же ты, мое святое бремя?!
Где вы, неродившиеся дети?!

Я еще способна на сюрпризы,
По словам заезжего веронца;
У меня есть чувства и капризы,
А в груди еще сияет солнце;

Не меня ль как улиц королеву
И чума щадила, и холера…
Только что же? От себя налево
Странного я вижу кавалера.

Это не петух и не мужчина, -
Тот он и другой одновременно,
И под этой мерзостной личиной
От меня чего-то ждет смиренно,

И, рукою сжав букет увядший,
Жезл бесстыдно держит наготове:
Будто выбор есть у девы падшей,
С кем предаться грешной ей любови!

- Что вам нужно от меня?! Уйдите!
Губы мои вялы, тело дрябло;
Дайте же мне чем-нибудь прикрыться, -
Я растеряна и я совсем озябла!

Право же, мне нынче не до ласки, -
Кто же вы: мужчина или певень?!
Кавалер, снимите вашу маску,
Уберите петушиный гребень!..

И ответил он: «Меня ты знаешь:
Я с тобой в минуты наслажденья,
Всякий раз, когда ты совершаешь
Пред собой и Богом прегрешенье.

Видишь, как прекрасно мое тело?
Мускулисто, крепко и пригоже.
Скольких заманил я кавалеров
На твое поруганное ложе?..»

– Полно, разве можно всех упомнить,
Кто во мне свое оставил семя…  –
«Но сегодня я пришел напомнить,
Что петух отсчитывает время:

Ты в грехе, распутстве и веселье
Жизнь свою прошла до половины.
Знай, что копьеносец был последним,
Стал твоей он песней лебединой…»

Позади безносая не дремлет,
Положила пальцы мне на чрево;
От костей могильный хлад,
                но внемлю
Я ее свистящему напеву:

«Думала, тебе не будет сносу? –
Много же ты, девка, захотела!
Скоро станешь ты сама безносой
И окостенеет твое тело…»

Демоны  вокруг меня толпятся
И плотнее всё кольцо сжимают.
Страшно… начинаю задыхаться…
Умерла!
       …Нет, все еще живая…

…Просыпаюсь и тех ликов бледных
В свете дня уже не различаю,
Но прикосновенье пальцев тленных
Даже наяву я ощущаю.

Этой душной ночью в жалких стенах
Моего последнего причала
Было мне ужасное знаменье:
Увидала я конца начало…

Лето 1996 – июнь 1997.

 

ДВОЕ

Через вечность, к мирам престольным,
По речной дороге вдвоем,
Обгоняя серые волны,
Мы на лодке зоркой плывем.

Бесконечно над нами пространство,
Будто Стикс, молчалива река;
Мы – как тени подземного царства:
Нам привычны ее берега.

Мы плывем, подгоняемы ветром,
И едины, как два близнеца –
Километр за километром,
И дороге не видно конца.

От забот и насущного хлеба
Мы свободны, и лодка легка.
Ты неси нас в бескрайнее небо,
Водяная дорога-река!

Пусть твои качают нас воды
И подхватит волшебный поток.
В вышину, за небесные своды
Унесемся мы на восток.

Снова день приходит за ночью,
И опять ночь сменяется днем, -
А мы на всевидящей лодке
Два друга, два брата плывем.

18-21 мая 1997.



***
Темный вечер в подворотне,
Фонарей отсвет, -
Мастер, мы друг другу сродни
уже много лет.

Старый двор и дверь направо –
Лестница крута…
Не обходит, видно, слава
Здешние места.

Запах масла, скипидара
В пыльной мастерской.
Там в ночи звенят гитары
И вино рекой;

Там внушает мрачный ужас
Брейгельский сюжет
И чернеет сенью кружев
Бархатный берет;

Там, где в полутьме застыли
Скрипки без струны,
Из-за шторы звуки были
Музыки слышны.

Где под сводом антресолей
Колокол большой;
Кукла в шляпе треугольной
С поднятой свечой;

Стены где холсты укрыли
Вплоть до потолка, -
Власть Венеры воцарила
Мастера рука.

1-2 июня 1997.