Городской, приехавший в деревню

Городской, приехавший в деревню,
Я тогда про святки еле знал,
Но дружок мой про обычай древний
И про праздник русский рассказал:

"Святки – это времечко такое,
Начинается оно на Рождество…
Так идут, весельем беспокоя,
Ворожба – гаданье – колдовство…
Две недели праздник – до Крещенья,
Я не знаю времени милей:
Коляда, гулянья, угощенья,
Игрища для взрослых и детей…
Приходи, - сказал он, - если хочешь,
Нынче затемно в Федорину избу.
Там все девки будут, между прочим," -
Он добавил, тронувши губу…

От чего, не понял я, запело,
Только синий вечер почернел,
Нежное мальчишеское тело,
Когда я к ФедУре полетел.
Помню я, слыла Федора дурой,
Да такой, наверно, и была,
Потому Федору ту Федурой
Вся деревня за глаза звала.

Старый дом Федорин на отшибе,
У реки, на выселках стоял –
Редкостный умелец за спасибо
Памятник из сосен  изваял.
Красоту такую славить должно.
Так прославь же тот топор, стило!
Та изба в родном моем Поволжье,
То зовут Милютино село…

               Отступление
           Мне памяти излучины
           Быльём не замело...
           Милютино, Милютино,
           ПорЕцкое село!

          Я помню время сильное,
          Надежду на восход- -
          Стране спрямляет линию
          Пятьдесят пятый год.
          Уже тогда тревожные
          В колхозах шли дела,
          И меры неотложные
          Искались для села.
          Лихой пример Давыдова*
          Вдруг вдохновил ЦК.
          Казалось, мера выдана
          Была наверняка.
          Чтоб стал наш край зажиточней,
          По манию верхов
          Отряд тридцатитысячный
          Призвали из цехов.
          Но язвы застарелые
          Не им дано лечить,
          И мы сквозь годы зрелые
          Не их должны винить…

          Был прислан председателем
          В Милютино отец,
          Приехал с ним мечтательный
          Сынишка-сорванец…

         Мы жили в ветхом домике,
         Где дух печной витал,
         Здесь пушкинские томики
         При лампе я читал.
         По стенам необклеенным
         Развешаны вожди –
         По Сталину и Ленину
         Подтеками дожди…
         Здесь молоко топленое,
         Пшеничные блины,
         Задорные, ядреные
         Частушки старины.
         Здесь удалая вольница,
         Потеха пацанам,
         И есть такие школьницы –
         Куда, москвички, вам!….


Вопреки святому слабоумью
Роль приметную Федурушка вела,
Обмывала каждого, кто умер,
И попа из Креслина звала.
Приводила чопорных монашек –
Над усопшим псалмы почитать,
И вопила истово и страшно,
И умела жутко причитать.
Эта полоумная особа
Создала неписанный закон –
Кто несет сегодня крышку гроба,
И каков порядок похорон –
Всё вершилось по ее приказу:
Срок поминок, место жён, отцов –
Искаженным благостной проказой
Помню скорбно-глупое лицо.
За её приватные услуги
Воздавали нескупую мзду, --
Было б грех христосовой подруге
Не молить за личную звезду.
Но не только кладбищ приживалкой
Эта баба хитрая была.
Обладая хваткой и смекалкой,
Денежки кругом она брала:
Продавала крестики и свечи;
Брагу, перегон и самогон –
Мужиков к Федуре каждый вечер
Заходил едва ль не батальон!
И была незаурядный «лекарь» --
Бабам заговаривала «сглаз»…
Немощная, бедная, калека! –
В сельсовете каялась не раз…

* председатель колхоза, двадцатипятитысячник, герой романа М.Шолохова "Поднятая целина"