Здорово!

Ненавижу писать, и писать больше некому, клянусь берёзой, упавшей сегодня в реку, когда я проезжал на велосипеде своей дорогой и со своими глупыми мыслями. Одни падают, другие рождаются, а мы с тобой балансируем меж тем и другим, любившие, разлюбившие, убитые и воскресшие, в общем, чёрт его знает, кто мы с тобой такие, Иваныч. Но именно такие и чувствуют этот странный букет под названием Жизнь, собранный из цветов не известной нам вселенной. И сколько ни летай в космос, тебе всё равно не найти того поля, где его собирали.

Так что и берёзы иногда падают у нас на глазах. А какое дерево! Я думаю, если бы не было его на свете, то, может, не родился бы и Есенин. Помнишь:

Хорошо и тепло,
как зимой у печки.
И берёзы стоят,
как большие свечки.

Храмовое дерево, берёза, а храм – вся земля наша, Иваныч, правда, с нами она как-то предательски красива. Как же не хочется сегодня тебе писать, будто грузило привязали к душе, и ты глядишь двумя поплавками глаз, и дёргает за пустой крючок тебя твоё одиночество. Но ведь не за рыбой же ходят к берегу реки, так же как и письма пишут не кому-нибудь, а самому себе.
Пиши себе сам, Иваныч, пиши даже, когда нечего писать, – глядишь, и посветлеет на душе, и грузило отпадёт само собой и ляжет на ил дна никому не нужным предметом и загадкой для будущего археолога. Да задумается он над никому не понятной вещицей, и да будет его задумчивость наградой твоему старанию отыскать в себе чистый голос природы. Прощай.