Разгребая чехол тротуаров, или Суть словесных маст

РАЗГРЕБАЯ ЧЕХОЛ ТРОТУАРОВ, или
СУТЬ СЛОВЕСНЫХ МАСТУРБАЦИЙ

Читателей могут заворожить необычные сравнения. Например, брызги сравниваются с письмами:
И брызги, как письма, летят на песок.
А пшеница – это сигарета:
 Солнце курит сигарету
 Созревающей пшеницы.
И такого курящего солнца, как утверждает автор сборника стихов, „не видит только крот”.
А вот ещё строка:
 Кулак куста разжат в ладонь.
Метафорично, не правда ли?.. И кто же это так образно пишет?
Ответ можно найти в самом начале изданной тиражом в 2000 экземппляров книжки, изданной одесским издательством „Черноморье” (главный редактор – А.А.Таубеншлак): „Стихотворения Александра ЛИБИНА находятся в одном силовом поле с поэтами „серебряного века”, они образны, метафоричны, суггестивны и продолжают лучшие традиции „раннего” В. Маяковского, Б. Пастернака и О. Мандельштама”. Вот так-то! Вот кто такой Либин! Не больше, не меньше! Когда один из журналистов хотел выяснить, кто же автор этих „суггестированных” строк, Либин или же Таубеншлак, оказалось, что это одно и то же лицо. Не зря же Либин спавнил себя с Маяковским. Помните, мы говорим «Либин», а подразумеваем «Таубеншлак». Мы говорим «Таубеншлак» – подразумеваем «Либин». Вдохновенно трудились над книгой  как бы два человека. Вроде новоявленных Ильфа и Петрова, хотя мы знаем, что тех было всё-таки двое, а здесь один пашет за двоих. Поэт А. Либин пишет, он же, главный редактор поэтической серии А. Таубеншлак, редактирует. Поэта Либина можно сравнить с врачом, который лечит и морские берега, и журчащие ручьи. Ведь он хорошо знает, чем болеет и от чего страдает окружающая среда:
Берег страдает от шума волны,
Как от мигрени.

И страдает бурлящий ручей от мигрени.
Диагноз установлен точно. У водного потока – гемикрания, разболелась половина черепа. Поэтично необычайно! У ручья – приступ головной боли, тошнота и рвота.
«Разгребая чехол тротуаров», поэт обращается к своей лирической героине так же, как к болезни:
Ты – болезнь со смертельным исходом.
И поэтому автор этого стихоа вынужден её „выковыривать из-под предсердья, как занозу”. Иногда к своей лирической героине обращается и на „вы”:
Ваши белые руки – в обажуре манжет.
Или ври как описана „разбросанная находка”:
Ваши губы и волосы,
Руки, плечи, походка
По мильонам разбросаны
Драгоценной находкой.
Однако всё разбросанное голодный поэт старается подобрать:
Подреру как голодный,
Милый образ до крошки.
Стихи свои на называет не только словесным хламом, который необходимо, пол его мнению, сдать в утиль-сырьё, но и „плодом лихорадки и бреда”. Себя же стихотворец решил ср:авнить с памятником:
Стою в снегах затёртый,
Как памятник себе.
А вот как поэт Либин описал свою собственную казнь:
Хотел бежать, но схвачен и казнён
И к месту своему публично пригвожён.
Тяжёлой крышкой сундука
Прихлопнули мне фалды пиджака.
Надо думать, что казнь была удачной, если прихлопyли только пиджачные фалды, хотя автор, видимо, пиджаком называет фрак.
И в этом – необыкновенное своеобразие и особый аромат поэзии Либина, обладающего необычайно тонким поэтическим обонянием. Он умеет улавливать такие лирические запахи, которые другим смертным просто недоступны, так как они лишены подобных чувств. Например:
Гриппозный вохдух пахнет гноем.
Слова поэт называет жужжащими, как овод. Мухи у него то снуют на солнце, когда ветер разносит сплетни о весне, то вибрируют своим гуденьем, когда псы гонят их своими хвостами, выйдя из оцепенения.
Но не выдержав назойливо
Атакующих пикетов,
Удаляются с достоинством
В глубь мужского туалета.
Умеют наши братья меньшие в стихах Либина не только находить достоинство в глубинах туалета, потому что поэт их очень образно сравнивает с мотоциклами:
Мотоциклом летят по заснувшим дворам
Переливы собачьего лая.
Как никто их поэтов, Либин описывает достопримечательности Одессы, её улицы и пляжи:
От Слободки до Фонтана
Всё в узорных пятернях.

Сегедская – модель Вселенной.

Островидова улица тоже,
Как ребёнок, пускается в плач.
Или:
Отрада, Ланжерон,Лузановка, Люстдорф
Прижаты морем, как примочки к глазу.
А вся Одесса у Либина,
Продрогшая и серая, как мышь,
На квадраты почерневших крыш
Разрезана сырым звонком трамваев.

И маршрут троллейбуса седьмой
Мне напоминает: «Милый мой!»
И несмотря на то, что, как признаётся сам сочинитель, он «бестолково пишет стихи в который раз», обращаясь к своему читателю и предупреждая о том, что стихи нужно читать серьёзно, без юмора, Либин просит:
Прочти меня без шутки, без укора,
Не выброси, как надоевший хлам!
А почему это свои произведения автор решил  сравнить с хламом? Неужели сумел почувствовать, что его стихи стали никчемным мусором? Почему? Неужели из-за некоторой малограмотности, которая заметна хотя бы на примере употребления автором слова «втуне» с ударением на последней букве, рифмуя его то с «весной», то со словом «конец»?
Счастье подарит, не тратя втуне…
И наткнувшись на тело втуне…
Как-то неловко даже о таких прописных истинах напоминать, но, если автор не очень хорошо знаком со словом, которое решил уаотребить в своей рифмоваънной речи, не мешало бы ему хоть одним глазом занлянуть в любой офографический или орфоэпический словарь и проверить, как произносится это книжное наречие. Иначе его поэтический труд останется втуне, то есть окажется напрасным, превратившись действительно в хлам и не принесёт благоприятных результатов, а станет, как выразился сам автор рецензируемого сборника стихов, лишь
Сутью словесных мастурбаций
У кухонного огня.