Ведовство

Со мной не спорят, как не спорят с въюгой,

Не спорят даже силою огня.

Там, далеко, за синим мелом круга,

Который день заупокой звонят.

Им невдомёк: мы живы.

Кольца аур

По-прежнему дрожат над головой...

И то, что в книгах называлось "дао",

В миру угрюмым стало колдовством.

Всё также пьют луну и солнце башни,

Людей всё так же обрамляет свет,

И хочется дождливый день вчерашний

По каплям растянуть в уютный век.

То горечью, то чистотой, то болью,

В нас прорезались чудо и полёт;

Нас вороны лечили от бескровья,

Варясь в котле пылающих высот;

Нас колыхал январь..В неясном свете

Лампад вставала зыбкая мечта,

Мы путались в преданьях и приметах,

Переводя случайности с листа...

Но - это лирика. Горячей стужей

Накрыло сердце крепче, чем ковром

Туркменским....и кому ты в мире нужен,

Когда по тучам не молотит гром,

И до весны - тысячелетья? Грогом

Отпаивали, вынув из ночи.

Всё - там... Даже не звякнут у порога

От прошлых жизней ржавые ключи.

 

Все сказки начинались на закате.

Сопилка сонно в дырочки хрипит,

И ясно, что на завтра хлеба хватит,

И Лихо рыжее в запечье спит,

Подёргивая глазом. По дороге,

Смахнувши с колеса слезу веков,

Навеки уезжают наши боги

Вдоль линии теплиц и парников -

К суровым водам, к осязанью Грига.

Надсаден скрип нагруженных телег.

А светлый Штраус продолжает прыгать

По перепонкам воробьиных стрех.

Мы остаёмся. Хутора - причалы

Для некогда разобранных галер...

А рядом с ними, на заросших шпалах,

Ещё один счастливый день померк.

До городка не пробежит кукушка,

Лишь кони-вербы тьму из речки пьют,

Да глушит чёрт из поллитровой кружки

Густую брагу. Путаный маршрут

У света. В самом сердце лабиринта

Как Минотавр, заперта любовь,

И полустёртая Мадонна Литта

На стенке хаты возникает вновь,

В который раз. Рыбёшек мелких ловят,

И тянут в подолах холщовых. Бог

Молчит на небе, а внизу до крови

Дерутся у сцепления дорог

Тоска и ненависть. А рядом злоба

Уж сто десятый век грызёт калач.

Колёсико, от  гроба и до гроба...

Начала не найти, хоть рви, хоть плачь.

От гроба и до гроба - визг рессорный,

Дороги, оборвавшиеся в ночь,

Точно гнилые нитки... Пот и ссоры,

И тот, Один, способный нами помочь,

Распутать чёртов узел мышц. Пелёнки,

Зародыш призраков, трепещут во дворе,

Боль сыплется сквозь трещины в солонке,

И холод гложет спину в ноябре,

И - жар, в июле. Мы, как прежде, живы.

Летаем в старых ступах на базар,

И мёрзнем на ветру своих порывов,

Пока они не сгинут, точно пар,

Под равнодушным взглядом неба. Люди

Проходят, зябко кутаясь в мечты.

Им будто всё равно, что с ними будет,

Кто в их судьбе наставит запятых

И двоеточий. По степям Украйны

На старых клячях едет тряский гром

До Феодосии, до Судака, до края,

С которого он скатится потом

В глухое небо. И пойдёт - по кочкам,

Лениво громыхая на ходу,

Слепым дождём обрызгивая ночи,

И разорвёт истлевшую беду

С негромким треском. А пока он едет

На дьявольских, холодных хуторах

Его заслыша, в сумерках забредит

Вино, и тихо забродит очаг

В своей кроватке маленькой захнычет,

Кусая палец, ведьмино дитя.

А впрочем, в мире будет всё обычно,

На тех же самых чахлых скоростях...

Проходит поезд: в Киев, в Киев, в Киев.

Там в переползах Лавры чудо спит,

Там по ночам блуждает призрак Вия,

Со встречными о свете говорит

Но я не в Киеве..и завязь сливы

Потусторонней горечью горит

Там далеко, на краешке обрыва,

Мы, видит ночь, ещё поговорим,

С позиций волшебства. Пустые чары

Дадут нам жизнь... без боли и любви,

Со дна небес придут слепые Мары.

Пока я отвернулась - не зови.

Не говори со мною. Я исчезла,

Как кроха солнца в сумраке морей.

Меня не любишь ты, но любит бездна,

Не знающая комплекса дверей.

Пылает под ногами яма моря,

Измученная стонет высота..

Лишь заклинанием: "со мною здесь не спорят"

Ещё живут и движутся уста.