Я не люблю звенящих композиций осколочного типа...

Я не люблю звенящих композиций осколочного типа,
не люблю, когда оригинальностью дробится единство,
Богом данного стиха. Мозаику люблю – но – в лицах,
с друг другом говорящих…

По существу, хороший стих сравню не с икибану
( я не умаляю такого рода, традиционно оснащённых
единством сущего, изяществ...),
но сравню
стих с деревом живым,
что от ствола одной-единственной,
но полной страсти искренней, идеи,
непредсказуемо ветвится,
образуя очертанья кроны,
отличной от любой другой,
возросшей на одной системе корневой,
в которой все комочки почвы
перекликаются со звёздами в ночной, дремучей чаще целокупной,
их осязая светом круговым, в купели земляной.

Хороший стих сравню с ребёнком, рождённым без помех, здоровым –
неповторимым, как любое живое существо –
разъять на части, их перемешать, составить нечто небывалое
из плоти убиенной, расчленённой – грех - и безобразие в конечном счёте…

Что братья, сёстры, по подключённости к Кастальскому накалу,
к биенью током Иппокрены, вы поёте? –
Под Пегасовым копытом звонким.

Быть мэтром – смехотворное желанье,
но братом быть о братстве говорящем,
на языке реальных ран, водою
живою исцелённых – благо!
(Оставим слово «долг!»
в покое…)

Обязан быть поэт лишь человеком – Божьим даром наделённым,
с миром – вящим словом, животворящим стихотворным слогом,
связь держащим
и – не боле!

О Геликоне, о Тайгете с чашей полной мёда, диких пчёл летящих
до Тавриды, Колымы и Казахстана, о Синае и Пэнлае,
о звёздах надсарматских  из которых суп варил Овидий –
не обязательно поэту говорить…

Но отзываться, на боли всей юдоли, обозримой
сквозь время и пространство, взором вдохновенья –
вот, даже и не цель, а естесство – от Бога данного,
горенья.
Я мог бы многотомно, неустанно, напускать тумана,
на данное реально, но –
жизнь – не кино,
не повторенье
в расчленённом виде –
нашумевшего романа,
эссе, стихотворенья,
поэмы, композиции, картины –
реалиста, сюрреалиста, постмодерниста…

Вхожу в звучанье первой, долгожданной, но не притянутой за уши фразы,
как в подрасстрельный коридор, поющий о воскресном – мерцанием всех сущих,
волей свыше, интонаций, хороводящих вокруг мной пережитого –
палитрой, гармонично сияющих и меркнущих цветов…

И слышу – дышит внутривенная, Вселенной кровная свобода, –
за которую под своды мрачные, на тропы бездной данные, скалистые,
как в рай, сквозь ощущенье ада зримого – легко войду!

Вот о каких стихах, от сердца чистого, с единоверцами возможными
я речь веду –
непринуждённо-истово…