Когда ты очень беден, словно почвы

                *            *            *   


                Космос начинается на 101-ом километре   


Когда  ты  очень  беден,  словно  почвы,
Не  вылез  из  окопов  долговых,
Но  вырос  из  шинелей  годовых  – 
Тогда  Раскольников  найдёт  тебя  чем  почта
Прифронтовая  нежели  точней, 
Запутавшаяся  –  в  обозе  и  во  фразе  – 
И  слов  порядок  превратившая  в  ничто.

Так  батальон  цитат,  почивший  в  бозе,
Запутался  вконец  в  кругу  огней 
Родных,  в  трёх  соснах  артиллерии  своей,
Как  в  доску  –  смерть  в  четыре  хода  шага
В  квадрат  и  мат  родной,  отец  и  в  душу  бога,
Который  дальше  был,  чем  ты  и  слово  «царь»,
Но  оказался  ближе,  чем  земная
И же  с  наземной  цель;

Ошибка  артиллерии  озорной:
Так  убиваться  по  своим,  как  цеп  из-за  зерна. 

***

Ведь  стоит  пересту-  через  черту, 
Так  сразу  -пить  и  звук  дрожит, 
Как  тварь,  побитая  трем`олью; 
И  не  поднять  над  сотою  верстой 
Пяту  свою  преступную  ахиллью. 

***

Вёрст  поперёк,  семь  струн  горизонталью, 
Персты,  их  пять,  как  в  клетке  горностай, 

А  пясть  другая  вспугнутою  стаей 
(Не  именн`ою  порцией  свинца 
Подрезана,  а  сталью  каподастра 
И  безымянным  золотом  кольца) 
Взлетая,  падает  убитая  под  острым 
Ромалэ-соулом,  разбередив  сердца, 
Что  подают  к  столу  под  соусами  presto. 

Для  повышения  потенции  гитарной 
Обрезан  каподастром  плоти  гриф, 
Питающийся  падалью  –  слезой, 
Которой  фабрикант  иль  новый  граф 
Попотчует  чувствительный  глазок 
В  прямой  пропорции  к  опустошенью  штофа... 

Докуда  доведёт  тебя,  Иштар, 
Звезда  цыганская  сквозь  ресторанных  терний? 

***

А  звёзды  те  верстаются  метелью; 
И  в  списки  без  вести  пропавших  тот  десант 
Заносится,  заброшенный  под  пули 
Под  праздники  (а  делать  было  х@ли?), 
Забросив  конфетти  и  серпантин, 

Укрытый  не  чугунною  шинелью 
Он  в  землю  врос,  как  двухметровый  дёрн.

И  паузами  зёрен  нотный  стан 
Заносится,  и  звёздами  погоны 
Посмертно,  чтоб  не  брали  за  прогон 
И  перевес  медалей. 

Лишь  в  оттепель,  когда  пласты  растают, 
Достанут  имена  их  –  и  на  стенд, 
На  гульбище,  на  «бис»  ещё,  на  стелу, 
Где  вновь  они  заносятся,  как  вещь, 
Подвешена  ветшающей  шинелью 
«В  себе»  на  голую  идею  чьих-то  плеч. 

Я  их  не  мог  и  не  сумел  сберечь, 
Но  на  плече  подставленном,  поплачь: 
Плечо  моё  есть  часть  той  самой  силы.

***

И  если  ты  глядишь  в  буонапарты, 
То  в  гумус  сапиенс  посеяны  гробы; 
С  небесным  притяжением  в  борьбе 
Толпа  –  твои  анисы  и  апорты. 

И  ты  полюбишь  быструю  езду 
С  мигалками,  сиреной  и  эскортом; 
И  тот,  кто  не  желает  быть  в  узде, 
В  очко  гадает  на  сибирских  картах, 

Сколько  мильонов  лет  займёт  побег  маршрутом 
Кость  голубая  –  чернозём  –  карбон, 

Чтоб  на  гор`а  опять  подняться  круто 
И  свет  нести,  как  прежде,  но  открыто, 

И  чтобы  их  добыли  не  рабы, 
Не  чающие  радостей  ЧАЭС. 

***

И  Родион,  попавший  за  диез, 
Не  отменил  Ньютона,  как  бекар; 
Наоборот,  побитый,  словно  моль, 
Поджав  топор  бемоля,  бёг  домой. 

***

Так  звёзды  с  безымянной  высоты 
Не  заносились  нагло,  но  упали; 
И  журавли  летели  на  восток, 
Тела  оставив  тлеть  на  лётном  поле  – 

Их  черви  битые  стал  ворон  тасовать, 
Их  крестики  прореживали  травы.

Лишь  ноты  Роршаха  пик`овой  дамы  кровью 
Закамуфлируют  навек  твои  персты. 

***

Но  если  целый,  словно  нота  в  стане, 
Висишь  над  верхней  ветвью  партитуры, 
Народ  –  анти-анисы,  контр-апорты 
В  столь  притягательной  к  себе  борьбе  с  Ньютоном. 

***

И  если  наша  почва  всё  же  дышит 
(На  ладан  или  зеркальце  –  не  суть), 
То  клок  бумаги,  из  шинели  вышид, 
Заполнен  будет  так,  что  мест  упасть 
Нигде  ни  яблоку,  ни  камень  кинуть  в  тело, 
Ни  духу  падшему,  ни  пуле  просвистело,   

И  даже  звёздам  падать  не  светило; 

***

И  я  запутался:  так  очевидно  в  крыльях 
В  шести  ни  Пушкин,  ни  Икар  в  своих; 
Вот  почему  упавший  вертикально 
Взгляд  вперился  и  лёг  на  плоский  лист, 

Который  тоньше  и  прозрачней  кальки, 
Но  глубже  вздоха,  шире,  чем  размах 
Крыл  журавлиных,  чем  перо  воронье 
Чернее  и  отточенней,  чем  стих, 

Который  здесь  не  лишний,  но  –  балласт: 

И  строчки  лист  перевернут  на  90 
Прямых  саградусов,  и  встанет  на  попа 
Бумага,  что  летит,  как  будто  астры, 
К  ногам  которых  бросила  толпа 
Летёху  старшего,  последнего  по  росту, 
В  роду  Гагариных  не  князь,  а  шантрапа, 
Но  выше  атмосферного  столпа 

(И  две  звезды  открыл  ему  вручённый  космос:
Майора,  временно,  героя  –  на  пространство). 

И  грамотней  балласта  не  найти: 
На  самой  глубине 
тончайшего  листа, 
Как  будто  в  тайном,  но  прозрачном  трюме,   
Столбцы,  как  позвоночник  держит  спину, 
Бумажный  парусник  удерживают  прямо  – 

И  поперёк  велений  Аквилона, 
И  перпендикулярно  океану: 

И  тем  земным  пяти, 
И  этому,  Шестому


            2009 г.