Старое письмо

А как же ни больно. Надоело куда-то бежать. Даже нет, не бежать, а выпендриваться перед первым встречным. Всё казалось праздной вечностью, а тут – вон оно как вышло. Приучил быть рядом. Полнее и не скажешь. А ведь всё, всё ушло и не будет подобного уже никогда. Тёплый апрельский вечер, самовар на кухне стынет, упоённо мурлыкает лохматый кот, бурчит о чём-то TV.… Диван и двое, закутанных в плед, не скрывая умиления, смотрят, как в маленькой кроватке спит красавица дочка. Это ли ни счастье? Подаренный на свадьбу друзьями камин потрескивает у стены, и в призрачном, приглушённом вечернем свете мелькают причудливые блики теней, вызывая в голове сказочные образы героев бурной молодости.… Это ли ни счастье? Я был прав, возразив на твою скептическую нотку: бежать –
 уходить нужно мне, а не тебе! Оглянись назад и ты увидишь свою сильную мать, толкового брата, преданных друзей, уютную квартиру, любящего жениха и … если прислушаться, то, как и в той, многое повидавшей твоей гостиной, в унисон стучат два будильника (мешавших мне спать), так и в тебе – зарождение новой жизни, маленького человечка, который будет называть тебя Мамой. Ещё недавно тебе было сложно привыкнуть к обращению на Вы, а тут уже Мама…
Да, это действительно звучит. Живи, милая. Мы сдержали слово о том, что не будем, как все. Просить у тебя прощения – ты давно уже всё простила, даже то, что вместе нам уже не быть никогда! Однако, пока мы рядом, мы не сможем расстаться. А друзьями быть – ты сама видишь все неровности этого предложения. Тяжело нам вот так, не уйти оттого, что мы по сути выросли вместе. Нам было-то тогда по 16-18 лет, а сейчас – ты готовишься стать мамой, а я каждый день бреюсь, и уже привык, что меня называют дядей,… а разве тогда мог кто-то из нас подумать о взрослой жизни? Хотя стоило бы. Как молоды мы были… всё верно. И раскидала нас судьба по разные стороны баррикад, а всё из-за меня, из-за моей минутной слабости, о которой сейчас уже и не вспоминаю (тоже, наверное, замуж вышла…), как и она обо мне, а сделанного назад не поворотишь. Так и получилось, что в итоге хуже стало и мне, и тебе. Но я уйду, я не в праве более мешать тебе жить и строить своё счастье, пусть пока и с нелюбимым человеком (симпатии долго перерастают в любовь, тем более, после нашей…). За моей спиной ничего не осталось, кроме слёз, обид, утрат, проклятий, да седых раньше времени волос. Громкие слова? – ты знаешь, что это не так. Я не в силах спокойно жить на поприще своих, минувших, как час, нескольких лет. А как же ни больно? Ты – совершенна и лишь ты – истинное сокровище, которому я искренне был нужен. Я блуждал в слепом неведении, но любой, даже самый пьяный, однажды трезвеет и наступает долгое и неприятное похмелье! Я желаю тебе только добра и завидую (по своему) твоему жениху… жаль, что не оценил тогда всё, как положено и потерял. А ты, ты помни лишь то, как слушала с замиранием: «Возьми моё сердце, возьми мою душу…» и как писала мне, что я лучший из мужчин. Прости за слабость, которую я отчасти проявил в этом письме. Я буду помнить тебя всегда, запрятав свою память в самые глубины души, чтоб никто не нашёл, хотя ты – это воплощение моих стихов. Когда-нибудь мы встретимся (извечная фраза…) и будем совсем другими людьми. А сейчас, сейчас я сбегаю от этого города, в котором каждый звук и миг напоминают о далёком и великом прошлом! Обещаю, что сохраню все твои поцелуи и образы озорных голубых глаз, прикрытых томными ресницами, в своём бесконечном творчестве. Обещай и ты, что станешь счастлива!

«Это не беда, что там не ждут меня,
Что не сохранил с тобой себя!
Что я так уйду, и может, не пойму,
Что в мечте остался, как в плену!
Это не беда, что я иду туда,
Что не озираюсь робко и неловко…»
(“Кукрыниксы”)

Твой Дьявол.
Март’2003.