Не будите в нем спящего волка

Не будите в нем спящего волка,
Ибо он не умеет прощать.
Слишком много всего претерпел
За то время, что было недолгим.
Но и это – еще не предел.
Он под кайфом стоял возле края.
Он упал, но не дальше земли,
И поднялся он, кровью харкая,
И полез вновь под кайфом наверх,
Рвался к небу, как раненый стерх,
Проклиная себя самого,
И теряя все время осколки.
Оставался последний рывок…
Совершив его, он ужасался,
Ведь обрыв этот вновь продолжался.
По обрыву подняться не мог.
Но он полз, ругался он матом.
Передышек себе вовсе не позволял.
Он срывался, цепляясь за краешки скал,
Вовсе падал, но снова вставал,
И опять покидал этот кратер.
И казалось ему, что близко поверхность.
Вот-вот руку протянет, возьмет он песок.
Постепенно косило от злости лицо.
И добрался он. Встал в полный рост.
Оставался один нерешенный вопрос:
Что же делать с достигнутой целью?
Может снова сорваться и вниз?
Он стоял, проводя для себя параллели.
Он ушел, поискать себе новый обрыв.
Ведь борьба для него уже стала привычкой,
И в одну реку дважды идти не желал.
Волк в нем спал,
Иногда издавая свой рык.
Он все знал.
Причем знал все отлично:
Этот новый этап счастья не принесет.
Но он просто пошел покорять высоту.
Он нашел, что искал, ну и вот
Он опять же полез, направляясь вперед.
И опять матерясь и весь мир проклиная,
Он вцепился зубами в непройденный склон,
И опять же стоял он у самого края.
Знал: никто не сумеет помочь
В том, чтоб склон этот был покорен.
Но, когда он полез на склон первый,
Все, кто мог помогать, ушли в ночь.
Он привык. А потом уж, наверно,
Перестал и просить. Смысла в том было ноль.
И привычка играла стандартную роль:
Он привык не просить, а ползти самому,
Он привык не искать обходную тропу.
Напролом через снег он прокладывал путь,
И он полз, пробирался сквозь тьму.
Он кричал. Звал на помощь.
Только зов уже в прошлом.
Не принес зов ни пользы и ни света.
Куда он ходил, везде был непрошен
И отовсюду жестоко был брошен
В пустоту, в середину кювета.
Обессиленный жаждой, он рвался обратно,
Весь травою изранен, остался живым.
Разбудить хотел волка,
Но потом передумал.
И он вылез из острой и жгучей травы.
Отдохнул. Перекрыл ее матом.
Подобрал все осколки,
Себе под ноги сплюнул,
Встал и просто полез покорять высоту.
Он устал.
Сам себя он опустошил.
Но и волка лелеял в глубинах души.
Пел ему колыбели.
На ночь сказки вещал.
Приносил ему жертвы в холодном поту.
Волк все брал и внимательно слушал,
Отрицая уставшую душу.
Волк хрипел, запасаясь терпеньем,
Но и знать о себе не давал.
Бесполезно рычал.
Опираясь на выступы скал,
Он какрабкался вверх.
Обреченный на смерть своим поколеньем.
И в конце-то концов
Все ему надоело.
В своей злости не видел предела.
Злость – коварная тетка.
Впрочем даже и стерва.
Не умеет прощать и всегда треплет нервы.
Злость – хозяйка афекта
И, не больше не меньше,
Заставляет страдать даже правильных первых.
Он, конечно, был зол
И весь мир ненавидел.
Просыпался в нем медленно волк,
Покидая свою же обитель.
Не будите в нем спящего волка.
Он привык ничего не просить.
Он уже не умеет прощать.
Без поддержки и друга плеча
Он поднялся на верх, выбиваясь из сил.
Оказалось, что это – без толку.
Не будите в нем спящего волка.