Герр Цвайхендер

  Я меч. Клинок.  В огне закален.
Кровавой россыпью окалин,
Рождённый под кузнечный лязг,
- И снова печь, и снова пляс..,
Мы пели вместе с наковальней,
Сливали в ритме голоса,
Я прыснул раскалённой сталью
- Схватился Мастер за глаза!
Ослеп старик мой, грешным делом,
…запомнит, видно этот меч.
Не разгибая крепких плеч,
Могучих некогда, дебелых,
Чеканил он меня умело,
Чтоб стал я – Настоящий Меч!
Тавро мне кислота проела,
Теперь есть имя как у всех,
Теперь мне ножны и доспех,
И я готов пускаться в дело,
Готов на душегубства грех.
…О кровь!, тебя нет в целом мире слаще,
Бежишь по жилам ты маняще,
Я слышу твой журчанья смех!
- Мечтаешь выбраться из плена?,
Пространства клеточных оков,
…Пробью артерии я, вены,
И ты ударишь бурой пеной,
Из горла немощных врагов!
- А кто мне враг, по сути, личный?
…любой, кто держит не меня?...
Я меч ревнив, эгоистичен,
…но без врагов статичен я.
Семь лет висел я в чьем-то Замке,
От скуки чуть не заржавел,
Застолья  видел лишь и пьянки,
И никаких кровавых дел.
Но вот однажды в шумной свалке
Придворных рыцарей – вельмож,
Не поделивших винный ковш,
Меня схватил гишпанец ловкий,
…И я почуял в теле дрожь!
Животный голод, жажду крови,
Против меня был жалкий нож,
И понеслись секунды боя,
…и жизни воинов за грош!
…И я вошел со всей любовью,
По самый эфес, рукоять,
В живот хозяина застолья,
И приподнял его на пядь!
Жаль, быстро вытащил гишпанец,
Не дал напиться от души,
…вокруг лишь вилки и ножи,
Смешно мне, - это ли железо?,
Вот я!, уменьем ловких рук,
Уже четвертого зарезал,
…четвёртый был гишпанца друг!
- Чего ж ты мешкаешь, родимый?,
Внимая страшной сцены суть,
В глазах – испуг, сомненье, жуть,
Ведь сзади враг подполз незримо,
Собрался в спину рубануть…
Меч не прощает промедленья,
Он мстит тому, кто духом слаб,
Поддался панике, сомненьям,
- Заложник страха, жалкий раб.
- Прими же месть, убийца друга!,
Знай, - поздно каяться теперь!,
Уже в руках я немца-дюка,
А он – вояка, тертый зверь.
Он – Тамплиер, эрцгерцог Сакский,
Собрался в путь за дальний Понт,
…-Лежишь, гишпанец, стонешь рабски,
И просишь сохранить живот.
Тоска и страх скользят во взглядах,
Ты винограда вспомнил вкус,
С плантаций солнечной Гранады,
Где ждут жена и карапуз…
- Довольно! …прятаться уж нечем!
Убийца друга! Жалкий трус!
Я погружаюсь в твою печень!
…поник холёный черный  ус…
                ***
И вот уж я плыву Босфором,
Проходят мимо горы Сцилл,
Я открываю новый цикл,
Крестовым рыцарским Походом,
В строю паломнических сил.
Вкушал я кровь мухамеддинов,
Разы сшибался наравне,
С дамасской сталью сарацинов,
Купался в солнечном огне.
Пустыня. Зной. Пристёжка ножен.
Дорога. Пыль. Верблюжий пот.
В стезе обыденных забот,
В боях, в пути,  случайных встречах,
Я потемнел, стал неухожен,
Покрылся зубьями насечек,
- Забыл хозяин про уход.
- Ах, вот в чем дело! …я попроще!
Купил эрцгерцог новый меч,
- Любимец появился, вобщем,
- Ну что ж, дождемся новых встреч…
Он бережет его, лелеет,
В цветных каменьях рукоять,
Меч новый, лезвие как гладь,
Бродяга продал на галере,
Когда переплывали вспять,
Мы реку Ближнего Востока,
Против теченья бурных волн,
И с той поры, Любимец – Он.
А я, выходит, работяга?!
Меня пускают в черный бой,
Блюсти мирскую честь под флагом,
И принимать удары, боль.
Но честь, хвала – Ему, на смотрах,
Доспехам больше Он к лицу,
И это немцу – подлецу,
Я не прощу. Он сделал плохо.
Не оценил он чудо-сталь,
…а мы всё следуем в Грааль!,
Дневных четыре перехода,
И будет град – Иерусалим,
Дорога, дальняя дорога,
И там, где мы прошли, - там дым!
Седым  стал рыцарь мой, эрцгерцог,
От пепла, гари «Дранг нахт Ост»,
И вот уж к нам присел на хвост,
 Тумен лихих, горячих сердцем,
Арабских воинов тумен,
И лагерь пришлых иноземцов,
Кольцом осады взяли в плен.
Но мы не думали сдаваться,
Держа тевтонский ровный строй,
- К Иерусалиму пробиваться,
Туда, где наши за стеной.
Походный строй. «Бысть сеча люта».
Пажи. Повозки. Хлеб. Фураж.
Пожар съедает лагерь наш,
Товар мы побросали в спешке,
Рабы и слуги, шёлк, одежды,
Идём «свиньёй», живём надеждой,
…а солнце входит в жуткий раж!
К своим, увы, нам не пробиться,
Но победил нас не араб,
Испепелил нас жар-убийца,
Страшна сирийская жара!
Припасть бы к речке и напиться,
Родной бы вспомнить Кёнигсрайх,
Но нет воды. Лишь стрелы-птицы,
С небес летят на «стахельшвайх»,
- Страдайте больше, тамплиеры!,
Средь вас предатель, подлый дюк,
Гордец, заносчивый индюк!,
Нет у меня к вам больше веры,
А вы страдайте за свою…!
Вы не Свои, теперь, отныне,
Погиб гордец в ночном бою,
Я сам пробил его броню,
Уже рукою сарациньей,
…Араб оценит сталь мою!
                ***
- О да!, высокая оценка!
Я  у эмира во дворце,
В почетном, стражников, кольце,
Меня подносят в дар эмиру…
- Великий, Мудрый Салладин,
Прими  клинок сей иноземный,
Его на нас обрушил рок,
Он был в руках врагов неверных,
Теперь же ваш он, Господин!
Служил он знатному Халифу,
Германцу – сиру долгий срок,
Но покарал их за гордыню,
Аллах наш и его Пророк!
…И мною разрубает дыню,
(- у трона низкий достархан,)
Всех ханов милостивый хан,
Не зря он прозван Салладином,
- По сердцу западный клинок!
Я стал  регалией Востока,
Готовый защищать Восток!
                ***
Прошли года, утихли войны,
Забрали мы Иерусалим,
Слегли храбрейшие из воинов,
- Хвала Аллаху! Память им!
Уже бредут к нам мирным строем,
Отряды рыцарей – бродяг,
Над ними лишь фамильный стяг,
Я ратных труб не слышу воя…
Отныне, что ни гость, – паломник,
Католик, дервиш, иудей,
Колонны жаждущих людей,
Колонны мрачных пилигримов,
Идут, идут…, в Места Святые,
К останкам Праведных Мощей.
Они идут, проходят мимо…
А я ржавею от тоски,
И рукояти лепестки,
Уж потускнели ощутимо,
- Висеть без дела, - не с руки!
Висел в шатрах я эмиратских,
Дворцов османских видел шелк,
Но от меча быть должен толк!
А роскошь эта мне напрасна,
И наконец, сподобил  Бог…!
Я шанс не упустил свой мимо
- Десницы крепкой чуять длань,
Восток большой, не лишь Медина,
Поехал собирать я дань!
Мой крыж исправили на месяц,
Заточен стал на новый лад,
И вот уж правнук Салладина
- Любитель женщин, пьянок, песен,
Плывет со мною в Халифат!
                ***
 Персидский рог – слуга пассата,
Шторма и штили, что ни день,
Корабль класса наш фрегатов…
Но шхуна Черного Пирата,
Настигла нас как злая тень!
И страшен штиль со слабым остом,
Фрегату - узел, шхуне - семь! 
Семь залпов дали мы по носу,
И стали голые совсем…
Корсар расстреливал нас долго,
Нам не прикрыться, не уйти,
А он, - не тушит фитили,
И начали роптать на Бога,
Сыны неверные Востока,
- Пройдохи шкипера Али.
- Прорваться б как-нибудь до Басры!,
Оттуда помощь к нам идет,
- Халифа лучезарный флот,
Но алчно жаждают пиастры,
Головорезы темных вод…
И поздно ждать! Готовы крючья!
Корсар пошел на абордаж,
Разбит, горит корабль наш,
Сгущаются над нами тучи,
Шрапнелью битый экипаж,
Ползет на левый борт, зыбучий,
Корявой цепью жалких кучек,
- Встречать разбойничий палаш.
У них мечи, пистоли, пушки,
Шрапнельный лёгкий фальконет,
У нас из меди тяжесть-пушки,
- Прикован намертво лафет…
Недолго лучники старались,
Свинцом подкошенные с вант,
Пожар уже никто не тушит,
Колючий треск пищальных ружей
- Гуляет смертушка. Я рад!
Я вижу, как летают души!,
И я хочу освобождать,
Нектаром красным смаковать.
- Своих.., чужих.., чем больше, – лучше…
Сшибаюсь с крючьями на равных,
Ломаю штурманский кинжал,
…в ладонях лезвие  зажал…,
Я прорезаю мякоть плавно…
Хозяин давит. В пот и  в жар.
Пират напуган, - гость незваный,
Вот смерти поцелуй мой главный,
Я зубы штурману разжал…
Харкнула штурманская глотка,
Кровавой жижей в рукоять,
…напрасно в трюме ждет креолка,
Что он вернется к ней опять!
Он обещал ей лал и жемчуг,
С добычи знатной, корабля,
Его настигла не петля,
Полугишпанец, полунемчин,
Закон поправший древний, братский,
Обычай, - женщине нельзя!
- Вкушай же выродок пиратский!
Ты сам добычей стал по-рабски,
- К морскому дьяволу дорога,
Тебя схоронит не земля…
Без позвонков, хрящей и горла,
Ты дальше стал еще от Бога,
Тебя я сбрасываю вниз,
- На корм акулам путь-дорога,
И пусть тебя качает бриз…
                ***
Сошлась в ножи, на сотню сотня,
Проклятья, стоны, крики, боль,
- А для меня, - всей жизни соль!
Такая музыка приятна!
…и даже больше, чем любовь!..
- Али.., Али.., хозяин давний,
- Повеса, бражник, свистопляс,
Айрана выпить бы сейчас!,
Кебаб ты любишь, мёд и баб,
Тебе не видеть бег джейрана,
И скакуна игривый пляс!
- Мне кровь твоя – айран первейший,
Спасал тебя я много раз,
Еще в руках твоих старейшин,
Старейшин рода Эль-Аббас!
- Твой прадед был Великий воин,
И дед был воин, и отец,
Наверно ты их не достоин,
…раз отпустил меня, подлец!
И вот теперь, рукой корсара,
Каленой в тысячных боях,
Между ремней твоих и блях,
Рублю тебя  я  в пах и печень,
…и ровно стало на плечах!
                ***
…Хозяин новый обеспечен!
- Эх, сколь их было, - счёту нет,
Я видел множество побед,
Гулял я на кровавых сечах,
Десятки!, даже сотни лет!
Гулял по свету, по Европе,
С лихвою видел Новый Свет,
Сменяли битвы дни утопий,
В винтовку вырос арбалет…
Я устарел. Я чуял это.
И как беспомощный вампир,
Не мог уж как когда-то, где-то,
Попасть на пир, и править пир!
Я стал ржаветь от жажды крови…
Не меч я стал, а сувенир,
И чтобы оставаться в форме,
(…-меня спросили?, черти-тролли!?...),
Меня  в свиной залили жир!
Вложили в ножны, завернули,
- В сундук осиновый, как в лал,
Я спал в земле, свистели пули,
Взрывался ядерный запал…
                ***
Прошли года. Пацан – копатель,
Меня однажды откопал,
Отчистил гербы и печати,
Ему-то я и рассказал…
 
                ***
Я просто меч. Кусок железа.
Проживший несколько веков.
Я был в руках головорезов,
И королей, и бедняков..!
И каждый раз справлял я мессу,
Рубил суставы, резал плоть,
…и уносились души в бездну,
Но мало, ждал кого Господь!
Так вышло, был я инструментом,
Лишь чьей-то воли инструмент,
И мною вписана легенда,
В скрижаль страданий и побед.
Средь тысяч лент - чужих историй,
Моя, – образчик службы злу,
Моря, озёра, реки крови,
И старость ржавая в углу…!