теперь я знаю...

02-03-2008 16:44

Теперь я очень много знаю... Эти знания, они слово были получены с первым вздохом, с первым взмахом ресниц, с первой неуверенной улыбкой. Они были со мной с самого начала, но открылись только сейчас... Наверное, это правильно, наверное так лучше, плевать на то, что внутри все рвется на части, как при смерче, плевать, так было, есть и будет лучше. Теперь я знаю... Нет, не так... я как обычно все перепутала, смешала карты, а они веером упали на стол... Путаница сейчас мой злейший враг, но только она сейчас меня спасает. Теперь я знаю, как выглядит одиночество. Одиночество среди людей. Не важно близки они или нет. Нельзя сказать, что оно не приятно, нет.... В нем есть своеобразная изюминка, хотя нет, перчинка. У него достаточно банальный вид: ночь, где-то рядом шумит шоссе, подъезд в таком знакомом, но на самом деле совершенно чужом районе, холодная, покрытая льдинками лавочка, а перед ней... Перед ней фонарь. Яркий свет бьет в глаза. И небо... Черное, бездонное, невероятно прекрасное небо. Я тону в нем, я расстворяюсь в нем, оно накидывает на меня одеяло, сотканное из снежинок и звезд, оно греет меня, несмотря на то, что на улице дикий холод. Ночь мое спасение, мое пристанище, моя душа. Оно... Оно плачет... Хрупкими, невесомыми снежинками. А они, проходя через фонарь, танцуют божественно красивый танец. Кажется, на секунду кажется, что фонарь это я, а снежинки вокруг него мои слезы. Да, я плачу сама. И на свете нет никого роднее и ближе этого фонаря. Странно, да? Ведь рядом сидит человек, который называет себя моим другом. Но он даже не догадывается на сколько я одинока рядом с ним. Он даже не подозревает, какую боль приносит мне своим сидением рядом. И это тоже странно. Он думает, что помогает, но нет. Он делает только хуже. А я смотрю на фонарь, на его яркий свет, на снежинки, медлено падающие на землю, я плачу вместе с небом, я плачу о том, от чего я отказалась сама, то, что предала, то что никогда уже не вернется, как бы ни хотелось. Секунды сейчас как вечность. Они проходят сквозь меня, я кожей чувствую, как бежит время. И мне в сто тысяч раз обидней за то, что ничего не вернуть. Никогда. Теперь я знаю, как чувствовал бы себя бессмертный человек. Невыразимая боль, грусть, тоска. Нет... я не смогу это описать, потому что не таких слов. Они все поверхностные, а копать нужно глубже. Гораздо глубже. Вечность это одна из составляющих одиночества. Мерзкий, отвратительный компонент. Теперь я знаю это. И я рада, что никогда, никогда не буду жить вечно. Это слишком больно. Теперь я знаю, как это чувствовать себя ничтожной, жалкой, беспомощной. Я маленький муравей в огромном, страшном, животном, жестоком мире. И каждый, каждый может поднять свою ногу и растоптать меня. А я не смогу причинить ему боли, потому что я ничтожно мала, как клякса в чистовике. Меня нельзя сломать, но вот растоптать можно. И это ощущение хрупкости, прозрачности, непостоянности гнетет гораздо жесче, чем ощущение вечности. Ощущение терпкого вина на языке. Оно приятно, оно наполняет душу радостью, его сладкий вкус дурманит, но... но оно все равно горчит, неприятно, гадостно, отвартительно. И с этим ничего нельзя поделать. Все решено не нами, а за нас. А мы марионетки в этих огромных руках кукловода. И меня терзает только один вопрос: кто этот кукловод? Кто так расставил бепорядочно и бессердечно расставил роли? И каждый раз делая глоток из бокала с вином, я чувствую эту горечь. И каждый раз я вспоминаю свою ничтожность, и раз за разом я поражаюсь ей.Теперь я знаю, какую любовь можно назвать настоящей - безответную. Сидя на лавке, смотря на фонарь, я поняла, действтельно поняла, что только безответная любовь завется настоящей. Словно тысячи иголок пронзают сердце. Как иглоукалывание, только больнее, сильнее, острее. Каждая иголка это заноза в сердце. Заноза на всю жизнь. Рубец, если хотите. Он никогда не пройдет, даже современная пластика не поможет. Он, словно памятник, погибшему солдату. О том, что могло быть, но так и не сдалось в руки. Ты стоишь на старте, каждый мускул напряжен, готов к победе, и когда раздается выстрел, когда твои ноги срываются с места и несут к финишу, ты неожиданно понимаешь, что финиша нет. Это все иллюзия, обман, мираж. И твой забег - это забег по замкнотому кругу. Любое твое действие заранее бесмысысленно. И у тебя только два пути: либо уйти, опустив плечи, либо остаться, не продолжая борьбы. Любить, с каждым днем все острее и острее, нуждаться, мечтать, от звука голоса медленно цепенеть, бледнеть, глупо улыбаться, от легкого, невесомного прикосания руки замирать, таять, смотреть в глаза и теряться в их глубине. Но... Но при этом не забывать, что любимого человека надо делать счастливым. Да будет больно, тяжело, страшно. Этого никто не отменял, это часть игры. И приза в конце не будет. Наградой станет либо приятельское отношение, либо, как удар в грудину, безразличие. Какое страшное слово, я боюсь его. Оно сжигает, топит, душит. И теперь я знаю что это такое. И даже его цвет я тоже знаю. Сидя под фонарем я его видела. Обжигающе черный, глубокий, безграничный, и даже когда я закрываю глаза рукой, я все равно его вижу. Мне не сбежать от него, я сама к этому пришла. И винить мне сейчас некого. Но этот черный цвет сводит меня с ума, травит и без того затравленную душу. Мне страшно, мне действительно страшно. Я не понимаю за что, как, почему, зачем, я слишком гдупа для этого. Безответная любовь сжигает точно так же, как и безразличие. Разводит большой костер и кидает туда всех, кому не повезло, кто не вовремя попал под руку. Запах жженой кожи, паленой шерсти, выворачивают тело на изнанку, а вокруг, представляете вокруг жуткое отчаяние. Такое глухое, плотное, дрожащее. А языки пламени все вздымаются в небо, все выше и выше. И луна на небе такая пустая и буздушная, что у меня кружится голова. Я падаю, падаю в обморок, а, приходя в себя, понимаю, что теперь я часть этого костра, точнее даже нет... я хворост для костра. Теперь я знаю что это такое. Каждый день такой же, как и прошедший. И только одно желание: позвони, приди, обними, наври... Сделай что-нибудь, что б почувстовать себя человеком, а не тварью. Сделай, пожалуйста. И эти глаза, пустые, глубокие, божественно красивые, огромные они все еще питают меня надеждой, все еще дают мне воздух. Я вижу в них свое отражение, но оно не жалкое. Из последних сил я скрываю то, что сжирает меня изнутри. Я стою, смотрю с высока и хамлю, уничтожаю, топтаю, а душа плачет. Душа молит: сделай, сделай, сделай хоть что-нибудь. И когда это что-нибудь все таки происходит я чувствую себя настолько счастливой, настолько легкой, настолько нереальной. Да, я знаю, что это не надолго, что это все обман, но пожалуйста, не говорит мне этого вслух. Я в тысячный раз обману себя, только бы жить этим. Только бы не увидеть собсьвенную смерть в этих прекрасных глазах, в глазах, которые дороже жизни, неба, солнца, свободы. Я обману себя, теперь я умею и это... Гадко, низко, слабо... Не осуждайте меня, не надо... Только так я могу жить. Зависимо, жалко, тихо поскуливая... Но это жизнь, она моя и это все что у меня осталось на память. Теперь я знаю, что такое видеть в глазах презрение, ненависть, вперемешку с неджностью, а может даже и старстью. Это еще страшней, чем видеть в них пустоту. На бледном, измученном лице они горят, как два маяка. И лед в сердце стремительно тает, и я больше не могу кричать, орать, истерить, вымещать свою боль на него, я могу только молча смотреть на них. Точнее нет, не на них, а в них. Я молчу... И молча плачу. Я умираю, неужели ты не видишь? Конечно же нет, разве я ждала другого? И в голове эхо... О да, теперь я знаю, что такое слышать эхо, когда на улице полнейшая тишина. Я научилась читать то, что написано у тебя в душе. Поскай я не всегда к этому прислушиваюсь, ведь это не важно. Гланое, я понимаю. Тихо, так тихо, что приходится напрягать слух, даже нет, не верно! На сердце, как на камне медленно, сами по себе, выбиваются слова: Не будем... не будем... не будем.... не будем... Мне больно от этого, но это правда и мне остается только смириться. Но нет, тихо, молчите! Молчите все! Я слышу, теперь точно слышу: будем... Пускай это враки самой себе, но я все таки это слышу. И предано, как собака, даю себя обнять, увести куда-то, проявить заботу. Хотя какая может быть забота от человека, который ненавидит так, что я вижу эту ненависть, я дышу ей. Какой же у нее противный запах... Гнилостный,... И действительно, я вижу везде гниль... Ее так много, что некуда идти. Но ты ведешь, а я иду за тобой, разве я могу перечить? Теперь я знаю, что такое засыпать в одной реальности, а просыпаться в другой. Это мерзко, это выбивает почву под ногами. И розовые очки в дребезги разбиваются об пол. Я вижу то, что ночью мне казалось совсем другим. И мне стыдно за свою слабость, за свою открытость, за свою навязчивость или привязчивость, что в принципе одно и то же. Я вижум человека, который спит рядом. Он роднее матери, ближе самого близкого друга, и я улыбаюсь через силу. Я радуюсь тому, что пока... на долю секунды, он рядом... пусть он потом уйдет, опять начнет грубить, любить другого человека, сейчас он тут, он рядом... и сама судьба дала мне шанс... Я вижу его подрагивающие реснички, вижу растрепанные волосы, плечи... Я чувствую счастье... Оно густое, насыщенное, яркое. И я лежу, не дыша, не шевелясь, боясь, что все это сниться, что все это не правда. Я жмусь к его руке, как уличная кошка ищет ласки у человека. Но в отличие от кошки, я ее не получаю... Но я все равно улыбаюсь, я все равно рада. И когда, спустя несколько мгновений-вечностей, он просыпается, я уже знаю, что все что было вчера, мне только приснилось. Теперь я знаю, как выглядит боль. Колокол. Большой, чугунный, который спрятан где-то в нашем теле, а может и душе. Одно я знаю точно, когда он нчинает звонить, раскачиваясь из стороны в сторону, с каждым разом все сильнее, его звон разрывает все внутри. На кусочки, молекулы, атомы. А я в отчаяние хватаю все руками, пытаюсь собрать, склеить, починить, но это невозможно. Это странная боль, она сначала сжимает все внутри своей костлявой рукой, с грязными, обломанными ногтями, а потом резко, так что ты даже не успеваешь понять, что произошло, разжимает. И так раз за разом, удар за ударом. И с каждым разом дышать все трудней, в приступе, начиная кашлять, судорожно хватать воздух, сознание все еше истерично бьется и понимает, что жить осталось не долго. А потом.. раз... и рук нет, ничего нет... только боль... жуткая, нояющая, скалящаяся. И она не пройдет, каждую ночь будет волком выть на луну. Теперь я знаю, что это такое... И самое страшное, что я теперь знаю, это беспомощность. Ничего, ничего, ничего я не могу сделать, что бы исправить сложившееся положение, как бы я ни пыталась, ни старалась. И эта беспомощность ассоциируется у меня с ребенком, стоящем в углу. Я ведь тоже в углу. В темном, пыльном, совершенно не ****атом. И я не хочу выходить из него, я хочу пропасть, расстворится, сбежать, только бы не было больще этих рук, глаз, не было слышно слов, не лезли в голову воспоминания. В углу мне хорошо, там ничего этого нет. Теперь я знаю слишком много, но не знаю главного: где потерялась "зеленая дверь в стене" Уэльса? Где та дверь, в которую я войду, а выйду в другом мире? Наконец-то потеряюсь, пропаду, растворюсь... где она? Этот вопрос меня терзает больше всего... И на него я пока не знаю ответ.. но я смогу, я переверну горы, но найду... Так я сбегу от себя, а это сейчас самое важное.