Растрепанные мечты

Соскучились мы по ночам одиночества,
По тихому свету, родящему творчество,
И грязным отблескам на муторном стекле.
Гордыня-кокетка зевает во мне.

В уединенные часы общения с чашкой чая
(Мы знаем, иногда бывает он неисчерпаем)
Наши кости, мышцы нам тесны.
И в сахарной залежанной помадке
Мы видим, словно отражение,
Губы престарелые моей мальчишеской мечты.

Под безразлично-ласковые звуки радио-сигнала
Морщинки узнаем на льдистом том лице.
Мечта уж ищет Бога, хоть раньше не искала:
Лишь старость ждет успокоения в чепце.
А тогда мы лишь кружились в столь ненужном танце,
Всю ненужную глотая нежность той ненужной ночи.

Излучает приторную сырость кухни свет,
Оттеняя сладость бледной мудрой ночи
Будит горечь безутешности побед.

Ты помнишь? Мы касались, содрогаясь,
И дрожали, прикасаясь. Ты кивнула,
Осторожно, соглашаясь. Я не мог сказать,
Что много есть сказать, что разрываюсь...

Нет, не вынесу прямого попадания
Оголтелости всех запахов любви.
Увядание противно все-таки любви.
Но лишь ускоряя увядание,
Гуляет по мерцающим дорогам
Весенний и победно-горький ветер,
В лохмотьях лиственных как веер,
Веснушчатый коварный потрошитель.
Его губительные крики холодны.
Как молодой разбойник,
Колоду он мешает, раздавая сны,
Гуляет по дорогам под нетрезвою луной.

Несказанное приходит к нам подчас с сумой,
Как нищий проходимец. Леденеющий покойник,
Мир ждет худшего... он, отравлен болью,
В содроганьях сладостных стяжает волю.

И нет следов от пены мимолетной, рьяной,
Тех воспоминаний, озорных и похотливых,
И завистливых, и вероломных, и кичливых,
Подобных лошади, стихийной ярью обуянной.