Ведьма капустного поля. Глава 1. 1

Глава 1. В лунном сиянии. Осень 2008 года
Большие яйца юродивого ударяли Насте по промежности, а тяжелая бляха на его шее с надписью «Воистину» больно царапала спину  «Бум-бум», - тихо повторяла женщина и представляла, как на ее любимой церквушке с синими куполами, когда-то с таким же звуком играли колокола. Она смотрела вниз и видела на земле кучку дерьма, использованный шприц и бледно-розовую прокладку. В разрушенном храме в центре города, неподалеку от сгоревшего кинотеатра, в ста метрах от пологих берегов тихой речушки, горячий член юродивого доставал до ее матки и осеннее северное солнце улыбалось сквозь тучи. Сквозь арку храма Настя видела площадь. Сегодня был день города. На сколоченном помосте выступал мэр и усиленный динамиками голос разлетался эхом. «Наш город славный своими древними традициями…», - вещал он. «Бум-бум», - мягко стучали яйца.  «На протяжении веков мы были форпостом», - заходился в восторге мэр. «Хр-хр», - заходился в стоне, близкий к оргазму юродивый. «Высокая культура позволила нам…», - голос мэра дрожал от восторга.  Юродивый кончил, заорав дурным голосом. Настя перевернулась, схватила одной рукой его начавшие отвисать яйца, другой нож и отрезала их. «2008 год будет воистину временем преображения»,  - завершил свою речь мэр. Юродивый хрипел, кровь лилась на пол. С полуотвалившихся фресок на стенах смотрели святые. Настя улыбалась им, бросая яйца в сумку. Бляха с надписью «Воистину» слетела с шеи бившегося в судорогах юродивого. Член его сморщился, глаза смотрели в вечность разбитых окон. «Как легко стало на душе», - думала Настя, выходя из храма в заросли кустов и пробираясь сквозь них к речке. Ее никто не заметил. Около магазинчика у культурного центра ее обогнал джип местного священника, на ходу осенившего девушку крестным знамением и помахавшего рукой. «Чтоб ты сдох», прошептала Настя, вспоминая, как он  тискал ее после церковного хора.  Покупая в магазине мороженое, она боялась только, что кровь может протечь сквозь кожу сумки. Женщина шла по тропинке в уютном скверике и лизала мороженое. Потом села скамейку и смотрела на могилы борцов за дело революции и думала, что скоро одна могилка в городе будет пустовать. Только об этом будет знать только она. Да еще бабушка Агафья. Подыхающая ведьма капустного поля, купившая себя наследницу за пару яиц, чужую душу и чужую жизнь. Небольшая цена, если подумать. 
Неделю назад. Утро. …
В то утро Настя проснулось рано. Но вставать в кровати не стала. Всю ночь ей снился странный сон, что она бесконечно смотрит по телевизору какую-то запись. Изображение было коричневатым, в царапинах. Камера постоянно дергалась в руках ее владельца. Да и нес он ее у пояса, как будто скрывая от посторонних. Объектив то и дело поднимался вверх, снимая небо, то рыскал по сторонам, показывая какие-то дома.  Иногда камера опускалась вниз, к  дороге. По небу летали странные птицы, несущие что-то в клювах, на всех домах были задернуты занавески, а на земле, покрытой тонким слоем снега, не было видно человеческих следов. Однако время на пленке - выставлено как 12 часов дня. «Куда же все делись»,  - размышляла женщина. В каждом отрывке сна Настя просматривала небольшой кусочек пленки, следующий фрагмент был чуть-чуть длиннее. Как будто, ее внимание хотели заострить на каких-то важных вещах. Иногда, пленка останавливалась на мертвом котенке, лежащем на деревянных мостках, иногда – на руке, плотнее задергивающей занавеску, причем вместо пальца был какой-то обрубок. Пару раз она видела дым из труб. Причем был он какой-то неестественно черный. Причем автор съемки упорно не желал показывать, что впереди. Только в самом конце она увидела распахнутую калитку, закрывавшуюся за кем-то и кусочек платья. Белого, в черный горошек. А оператор неизвестно зачем начал снимать двор с летним загоном для козы, рассыпанные опилки, верстак. А потом вдруг он навел камеру на покосившееся от времени окно, и Настя увидела, что прямо на нее смотрит старуха, поливающая человеческую голову в цветочном горшке. А голова ее, Настина. 
Из задумчивости Настю вывел звон посуды на кухни. Она вспомнила, хотя такое вроде, и забыть то невозможно, что у нее день рождения. Третье ноября. И ей 38 лет. Настя набросила на себя халат и вышла из спальни. Миша готовил завтрак. Он не был ее мужем. Они просто жили вместе и любили друг друга. Что может быть проще. Он поцеловал ее и прошептал на ухо поздравление. Странно, что она не помнит, что именно. Настя села за стол и видела, как он бросает на сковородку бекон, посыпает луком, укропом и жарит. А потом моет помидоры. Режет крупными кусками, выкладывает на тарелку, посыпает солью и какой-то зеленью. Они сидят, едят, улыбаются, пьют чай и смотрят друг на друга. Счастливо? Конечно, а как же может быть иначе. Миша говорит, что вечером ее ждет что-то необычное. Она требует рассказать, но он увиливает от ответа, внезапно посмотрев на ее грудь. Она тоже смотрит на нее и видит, что халат распахнулся и один сосок выглядывает наружу. Он всегда умел сменить тему разговора. И оперившись руками на покачивающуюся табуретку, она чувствует, как он входит в нее. А за окном рябинка, осень.
Настя открыла глаза. Перед глазами все то же самое. Рябинка, осень. И она сидит в парке. Мороженое раздавлено стиснутой рукой и мир качается, как та табуретка. 
Неделю назад. Вечер…
(Продолжение следует...)