Палитра дыхания живой воды

Теперь, я знаю, - розовые мечты тесны сами в себе, им крохотно, боязно и беспомощно там выживать. Они вздорно стоят на пути и колеют, колеют... Стекая, по ним ползет, не розовая уже, фиолетово-темная краска и становится жаль себя за никчемную суету и за зря, на них потраченное время.................... .
Водить себя за нос радужными мечтами? Вот, ведь, наука-жизнь. Хороша, когда впредь на нее уповая, не тронусь и с места.
Отупели мозги - слышу их медленное затяжное шуршание, будто затянувшийся кадр проскакивает несколько раз, и, наконец-то срабатывает затвор "фотосессии" разговорчивой мысли - зафиксирован ее взгляд в размытое и даже глючное изображение. Множество посторонних неведомых рук передают его друг другу, как по конвееру. Залапанное и замаранное оно попадает в копилку, где и хранится уже скорее как мусор.
Отбросы не летают, не возвышаются над суетой. Отбросы оседают на дно чего-либо липкого и живут себе там.
Им-то, отбросам моим хорошо, а вот мне? Мне хреново - плохое слово, знаю, но лучше не скажешь!
- Долой мусорный рай!
Ведь, в моей голове много глупого свободного места - там нет ничего. Вот и дело нашлось - заполнять на свое усмотрение. Непривычные промелькнули образы мысли на эту тему. Весьма непривычные. Будто глянула в какую-то длинную-длинную подзорную неизвестность.
- Ух-ты! Эдак-то глубоко не ныряла еще.

Серебристый туман электронных частиц воздуха воспарил замедленно в искрящееся прозрачное облако, на мгновение лишь, изобразив плоское пространство трехмерного мира так, будто лист склеился из частиц его, развернулся экраном и, в туже секунду, не давая себя рассмотреть, растворился в воздухе, точно и не было его, не было ничего. Словно жизнь разбитого зеркала, блуждая по осколкам самозабвения и невесомости, пытается собрать воедино свои воспоминания, что бы однажды, взгляд на него смог уловить мгновение былой целостности.
Пространство дышит само по себе безобидно, (я не в нем), свободно: вдох-жизнь, выдох-смерть. И все в нем подчиняется этому ритму. Я соскальзываю с перил этого естества и скатываюсь, будто лихо с горы на санях с ветерком и морозно-колючим румянцем.
Теперь, да, чувствую, горячий морозец покалывает, но приятно... Значит, живу!

Растворенная, в мысль неспешную уходящая - так видится мне взгляд на себя со стороны.
Привычное отступило, попятилась тень моя от меня и сошла я на берег высокой травы, мягкой, шелковой, и, касаясь ее, не примну.

Смиренный день приносит утро в нове.
И скользкий мир взаимно довершен.
Затейный лад развеян на просторе -
Гуляет, взором неба оглушен.
Вот, так и я, зияние минуя,
Перенеслась на берег, на другой.
Там высоко и даль заветная меня коснется...

Все это я пишу лаская строки, но как дела мои? А эхо, не во след, а мне навстречу ринулось с ответом. Его не ожидая все пойму - как глупо. Ведь, ничего мне это не дает. Мараю лишь хорошую бумагу, считаю в пульсе затаенном ритм, а он привычен и уложен тихими рядами в какой-то слабый алгоритм и я живу его, годами. Но, в ритме ль дело? И, разве в нем я чувствую притворство? Нет, скорее косвенный мотив в мое сознание подвохом заплетен и рыщет всюду. Так рыщет, будто обручен со мной на тайном неизвестном ритуале и кодовым словцом размечен частоколом. Но светом я дышу не в нем! Вот это для меня поистине весомо!

Теперь, шлифуя речи, я молчу и жду согласия с собою... .
Не гладь высоких дум равна любви, а омут с головой, волнение и штормы отчаянно глубоких его мыслей. В нем тонуть, спасая каждый день друг друга от вечной тишины, не тела для, а во спасение души, что одинока и перед миром всем обнажена. Войти хочу туда, где светом распахнувшегося ока, проснется мир мой - истина моя.
Теперь, пора. Свидание эмоций нежных, их состязание и зачарованный полет меня уносят в безсознанье, где я очнусь и небо оживет, мои угасшие мечты листая. Я их прочту... Но, будто птичья стая - так много их. Мотивами шумя, они мешают слушать. Но я вольна все изменить. Ведь, я, теперь иная и та вода, унылая, сошла, переболела в семь потов, как после русской задушевно-истопленной бани. И я могу сквозь ливень в озеро прохладное нырнуть, вопя восторженно на всю округу! Не мысля ничего - остаться чистотой невинной, быть такой.

А мир теперь не тот.
Он как всегда, болеет.
Веселый нрав утих,
Разобщены стада.
И человеческих сердец
Так мало остается биться
За мир такой же как всегда? -
Живой и цепкий
С тонкими когтями,
Что бы, наверное, цепляться за себя.

Сторицею дано - волхвы не спорят,
Но истина распита заодно смертельным ядом
С памятью и богом,
Во след которому идти нельзя.
И он не обернется.
Идти, шагать, ползти
Самим придется,
В расчете только на себя.
А на экране - мир иконой кровоточит, -
- Молитесь, дескать, на меня!
Но, отчего глаза фальшивые она воротит
От нас,
И от меня и от тебя.
Восстали б что ли,
Сняв ухмылочку с давно уже безликого лица
И от экранов отойдя, душе своей единственной открылись.
Ведь, истина внутри - она одна.

Суров ли приговор?
Да, нет , не очень.
Немного рана позудит и заживет.
И мир, гляди-ка, вновь плывет,
Ловя течение зубами.
(Я б не хотела так свое течение понять.)
Извечно пьян,
Запруженный телами
И голоден смердельной духотой,
Пустой судьбы перетерпевший дрязги.
Слышны за спинами припрятанные лязги
И похоть рваная в проеденных штанах.
Таким, что бы вернулся мир, хотим?
Нательное житье не так уж важно.
В быту, лаская каждый день друг друга плетью,
Мир не построить и не изменить.
Он звонок, как хрусталь и тонок -
Его ронять нельзя.
Наш мир один на всех - совсем один. Он одинок, лишь потому, что нам недружно.
Вот, с этого и надо начинать.

Не усмирен великий дух людей и человеческое слово мило сердцу.
Мотивы сочтены из прошлых лет
И битвы разошлись за мир молиться.
История молчит - она творится,
Не помня, кажется, себя
И датами исхоженных страниц
Уже не может облачиться.
Уверовала истина в себя и несомненна нить ее мышления в основе.
Остановилась мерзкая возня из мелюзги игорной графики иконок. Мирская нить раскручена и нет веретена, что бы восполнить замысел рассудный.
Проходит день единого столетья. Он равен жизни прожитых времен, но отчего он ищет междометье, сразиться что бы в разуме своем с какой-то точкой, точкой преткновенья? И есть ли имя этому живьем? А если нет, то истина дороже - мы не в ладу, хоть и едины вместе.
Представить только,
Что бы капля разозлилась
На что нибудь в себе или на всю себя.
Во что бы ее влага превратилась? -
Засохла бы она и испарилась,
Забыв о том, что каплею была.
Не претендуя на особое названье, живет и дышит весь природный мир, а мы и есть та капля, что в раздоре.