Мой милый сын, прошло четыре года,

Мой милый сын, прошло четыре года,
Вернулся вновь предпраздничный апрель
Сквозь шум прекрасно царственной природы,
Я слышу голос нежный, как свирель.
Тот голос солнечным теплом согретый,
Звенит в ушах, волнуя грудь мою,
Как жаль, что песни были не допеты,
Я эти песни до сих пор люблю.
Горят тюльпаны, словно яркий пламень,
Они тебя обрадовать смогли б.
И вдруг, отбросив, прочь, гранитный камень,
Выходишь ты живой из-под земли.
И, оглянувшись, молодо и дерзко
Ты бросился в объятия мои.
И блещет красный галстук пионерский,
Который получил ты в эти дни.
Поверьте мне, что я совсем не мистик,
Возможно я художник иль поэт.
И мы вдвоём под шёпот нежных листьев,
Идём туда, где  посторонних нет.
Пусть это только плод воображенья,
Моей вконец истерзанной души,
Но я за этот миг уединенья,
Готов в тоске и грусти жизнь прожить.
Моим словам, ты, как всегда внимая,
Всё задаёшь вопросы без конца,
На почему, подробно отвечаю,
Я в роли воспитателя-отца.
Я слышу, где-то исполняют фугу,
Сверкают автогенные огни,
Я, потеряв, не только сына - друга,
Влачу свои оставшиеся дни.
И пусть поют виолончели, скрипки,
И пусть уносит смех мой вдаль.
Я не хочу, чтобы в моих улыбках,
Увидел кто-то скорбь, тоску, печаль.
Зачем кому-то видеть мои слёзы,
Когда природа  свой справляет пир,
Когда уж, скоро вдруг воспрянут розы,
Чтобы собою удивить весь мир.
Как в сердце током бьёт порой отчаянье.
Как жизнь, порой, безлика и пуста,
Ушло видение и печать молчанья,
Легла на посиневшие уста.
Не обнажить мне ран своих глубоких,
Не залечить их, не предать огню.
Прощай, мой сын,
Как прежде одиноко,
Иду навстречу завтрашнему дню.