Вихрь Свободы

Глава 1
Предыстория.

   Родилась я звонкой весной. Как раз в ту пору, когда всё вокруг уже пробудилось от зимнего плена и радуется новой жизни. Но, всё, да не все!
   Говорят, злая бабка-ведунья, жившая неподалеку от нашей избы и не любившая весь белый свет, прокляла меня при рождении. Ненавидела бабка весну светлую, жизнь дарящую.       Говорили люди, что раньше любила она доброго молодца, да ушел тот от нее такой вот звонкой весной к другой, которая деток от него в то время принесла. А молодец тот прадедом моим был. Вот бабка и пожелала мне, чтобы и я такую же жизнь прожила.
   Я росла по ее проклятию – одиночкой, диким цветком в поле. Никто за мной не присматривал, не холил, не лелеял, не заботился. Что в избе съестного находила – ела, а так, чтобы мне принесли или за стол позвали, кушай доченька, не упомню такого.
   Гулять, бывало, убегу на целый день, никто и не хватится. Лес свой знала, как свои пять пальцев. Уже в семь лет сама себе лук маленький смастерила, да нож из кузнецы потихоньку вынесла. Хороший нож, добрый. Жалом назвала. Так и жила до семнадцатой весны.
   А в свою семнадцатую весну пришел к нам в деревню молодой юноша. Статный, красивый, сильный, а глаза, как чистое озеро! По краям прозрачно-зеленые, следом тепло-карие и зрачки-омуты. Красивые глаза. Назвался Вихрем. И охотником, и воином был справным. В шуточном бою не убоялся лучших из наших молодцов, да и в настоящем бы не оробел, видно было. И в лес каждый день ходил, не возвращаясь без добычи. То с десяток толстых уток принесет, то щуку-красавицу, а то и целое лукошко крупных, отборных ягод да грибов.

Глава 2
Вихрь.

   И повадился красивый молодец к нам в избу ходить, да на меня заглядываться. Вот тут-то меня родители и увидали да ахнули. Проглядели, перепугались, дитятко. Ан, я сама по себе уже была. Только и было во мне от семьи – жила в одной избе со всеми. Мама пыталась было ко мне подойти, но я не далась. Я сама по себе училась всему. И, на удивление всей родни, оказалась ничуть не хуже меньших сестренок, родившихся после бабкиной смерти. И пряла, и вышивала, и вязала, и стряпала. И охотилась не хуже славного Вихря.
   Как-то раз, слышала, спрашивал пригожий охотник, как звать меня, да мама руками всплеснула. Сильна была бабка-ведунья, только и смогла мать молоком меня до первых шагов выкормить, а после этого уж и позабыла, как звать меня. Я вошла тогда в горницу и гордо сказала Вихрю, что Небо да Земля Свободой меня окрестили. Поклонился мне красавец-Вихрь, да позвал к себе, женой назваться. Мать запротестовала было, но я непокорно мотнула головой и ушла за отчаянным юношей. Поставили мы с ним избушку-времяночку и стали в ней жить-поживать, охотиться, да лесовничать. Вихрь со мной, как с равной был, все делили поровну: охоту, хозяйство, право голоса.
   Только одна беда была…
   Не сходило с меня проклятье ведьмино, не могла я чувствовать рук любимых, да поцелуев его жарких – одна, как была, так, вроде, и оставалась. Крепко запечалился Вихрь, не зная, как от проклятия меня избавить, да все же нашел один древний способ…

Глава 3
Проклятие.

   В солнечный летний полдень привел он меня к старой иве, склонившейся над озером лесным, что глаза любимого отражали. Привел, велел обнять иву крепко-накрепко и нашептывать злому недугу, проклятию черному, чтобы ушло оно из меня, в дерево печальное перетекло. Я сделала, как он повелел. Наконец, сказал он мне, чтобы я отходила от дерева. Я попыталось было сделать назад пару шагов и такими трудными оказались эти шаги, что и не вздумаешь – будто всю ночь по буеракам бежала. А Вихрь славный выхватил мой нож-Жало, да взмахнул им между мной и ивой, будто путы нас связывающие разорвал. И впрямь, будто путы-оковы с меня упали. Что-то звонко лопнуло в полуденном зное, толкнуло меня в грудь и опрокинуло на землю. Упала я мягко – за спиной, от лопнувшего проклятия, появились крылья: прекрасные, как у лебедей, белоснежные, словно первый вешний снег… Но недолго я чудом этим любовалась, другое чудо пришло, да не доброе, а злое. Проклятье ведьмино злую шутку сыграло, ударило оно, оторванное от меня, по единственному моему счастью в этой жизни, по Вихрю моему. Ударило, сверкнуло, громыхнуло, да и затянуло его в иву плакучую, проклятием моим окованную.
   Как будто оборвалось во мне что-то в тот же миг. Взвыла я раненым зверем, распахнула крылья свои и стрелой умчалась в небо. В облаках я бесновалась три дня и три ночи напролет, разрывая небо беспросветной, отчаянной тоской и злобой. Говорили потом, что все это время невиданная гроза на земле была, много семей и дворов по лесам да полям раскидало, много деревьев с корнем повыкорчевывало, да других несчастий причинило. Вскоре, я совсем потеряла голову, обезумев от утраты, и камнем рухнула на землю, где обнял меня пушистый мох и убаюкал, усыпил на много холодных зим...

Глава 4
Вихрь Свободы.

Очнулась я через много зим, звонкой весной, воспевающей жизнь. Очнулась, и не могла вспомнить ничего. Ни кто я, ни как очутилась тут. Совсем ничего не помнила. Только крылья мои были у меня, да в сердце тоска щемящая. Погнала меня эта тоска по свету летать, слезами, как росой чистой, землю орошать. Летала я не много, не мало, семь суток, а после без сил свалилась у какого-то лесного озерца. Заглянула в него, и, как в прорубь холодную  с головой ушла. То самое было озеро, что в глазах моего охотника жило. Вмиг я все вспомнила, приметила на том берегу иву плакучую, проклятьем моим опутанную, любимого моего похитившую. Бросилась к ней, замолотила кулаками по стволу шершавому, коре дубленой. Закричала птицей раненой. Отпустить милого умоляла. Не слышала меня ива, знай только листьями солнечный свет перебирала. Прижалась я тогда заплаканной щекой к толстому древесному боку, да вдруг и услышала голос родной, шепот далекий. Звал он меня, освободить молил. "Свободушка..." шептал он, "Жалом иву-разлучницу покарай..." Разыскала я в траве высокой нож свой славный, да всадила его по самую рукоятку в проклятое дерево.
Вздрогнула, содрогнулась разлучница-ива, вспыхнула светом невиданным так, что ослепла я на некоторое время, да и расступилась, вызволяя моего любимого, осунувшегося, но все же такого родного. Расступилась, да и пропала совсем, истаяла утренним туманом у ног наших.
И крыло одно мое в тот же миг почернело, пожухло и осыпалось пеплом, а у Вихря моего, вдруг выросло. Глянули мы тогда друг на друга, и поняли – спало проклятие ведьмовское, свободны мы теперь, как ветер в поле. Взялись за руки, и смогла я тепло родное почувствовать. Наклонился ко мне любимый мой, и ощутила я сладость губ родных. И взлетели мы к вечернему солнцу, тая в утренней дымке.

   С тех пор мы с милым моим неразлучны. Летаем по миру, и там, где мы пролетаем, случается, судьбы человеческие красиво да ладно складываются. И говорят люди, когда ветер шальной паре какой-нибудь туманные крылья покажет, что Вихрь Свободы их коснулся – счастливой пара будет. Долго будет жить в любви и достатке, до самой смерти.

   Как и я со своим Вихрем.