За ночь до казни

Как капля крови солнце опускалось…
И кровь повсюду, словно разлита.
Она не плакала, и даже не боялась:
Она ждала нелегкого конца…

Она молчала, как молчит ягненок,
Не восхищалась красотой огня,
И верила, как верит лишь ребенок
В то, что не будет завтрашнего дня.

А кровь все гуще, будто бы спекалась,
Все ниже солнце, все темней закат…
Ей жить всего лишь ночь осталось…
А что же дальше? Рай? А может ад?

Она задумалась о том, что будет утром:
Вот  треск костра и скрежеты металла…
Каким же будет суд? Суровым? Мудрым?
Ей все равно. Она уж жить устала.

И нет той силы, что способна вставить
Хотя бы день меж казнью и закатом.
А где же Бог? И Он её оставил.
Любуется кровавым он парадом.

Священник не поможет: к черту рясу!
Прошение о милости – абсурд.
Обед последний: хлеб, вино и мясо.
Ведь завтра к эшафоту поведут.

Вот ночь спустилась, словно стая галок,
А кровь смешалась с мрачной пустотой.
И её облик был на столько жалок,
Что мог соперничать лишь с пеплом и золой.

И сумрак был ей другом, как ни странно,
Лишь лунный свет был виден сквозь окно.
И только лязг ключей бесперестанный
Напоминал, что в камере оно.

Уже за полночь, только ей не спится.
Или быть может все-таки уснуть?
А если гильотина вдруг приснится?
Или увидит к эшафоту путь?

А вот рассвет, такой же, как и вечер,
И кровь с востока снова потекла.
Не вечен мрак, ровно как свет не вечен,
Она сама себя на гибель обрекла.

Вот скрип шагов и стук железной двери,
И на пороге встали палачи.
Она не верит, все равно не верит,
Что неизбежна казнь, хоть ты кричи.

А после коридоры в полумраке,
И гул толпы, просящей разорвать
Её на части, выбросить собакам,
И заодно Анафеме придать.

Её тропа усеяна камнями,
И путь через толпу в один конец…
Те, кто сжигал её – они не понимали,
Что кому жертва, тот её Отец.