Воспоминания о живых мертвецах

Не люблю я фильмы про живых мертвецов. Как-то, помню, зашел в комнату, а жена смотрит кино про зомби. Меня даже передернуло, а супруга заметила и говорит: «Милый, это же все выдумки». И добавила, что не ожидала, такой реакции от взрослого и уже старого мужчины. Но я не испугался. Разве, только чуточку. А вздрогнул я вот почему. Вспомнил десятилетнего мальчишку, уплывающего на лодке от небольшого острова на круглом северном озере. Себя я вспомнил. И лица двух людей, смотрящих на меня с берега. Мать махала мне платком, а дедушка Игнат плакал. Он вытирал слезы рукой и от лица отваливались куски кожи, обнажая гнилое мясо. Так и закончилось мое детство. Уж не знаю, можно ли назвать его таковым. Жене то я о себе почти ничего не рассказывал. Она, правда, все время удивлялась, как это так получается, что в жизни не видала ни одного моего родственника.  Я всегда отвечал, что, мол, все померли. Впрочем, если бы увидела моих родных, то вряд ли бы обрадовалась. Да, в общем, мне и все равно. Живем то мы не очень хорошо. Ну, это во многих семьях такое, когда супругам за 70 лет. Иногда мне кажется, что тогда, на острове мертвых, мне было гораздо лучше…
Даже не знаю, как рассказать об острове.. Наверное так, как я его  видел тогда. В детстве. Может быть, так вы лучше все поймете. Меня, мою жизнь и все, что окружало. Правда, помню то я немного… Старею. Как мне кажется, первое детское воспоминание относится к возрасту примерно пяти лет. Идем мы с мамой за водой на озеро. Навстречу - мужчина с ведром. Вдруг у него рука отвалилась, ведро покатилось под угор, прямо на лед. Я закричал:
- Мама, мама, у дяденьки рука отвалилась! Давай подберем, отдадим ему.
Мама посмотрела на меня и отвечает:
- Он сам, когда обратно пойдет, возьмет ее.
И верно. Мужчина оставшейся рукой воды зачерпнул и снова в деревню пошел. Около руки остановился, подобрал ее, сунул за пазуху. Я смотрю, а у мужчины и носа то нет, да и один глаз болтается на тонкой ниточке. Мы воды набрали и к себе в избу.  Конечно, встреть я сейчас такого мужика, так, наверное, бросился бы бежать, куда глаза глядят. Дома мама посадила меня рядом с собой и рассказала, что некоторые люди в нашей деревне необычные. У кого руки отваливаются, у кого ноги, кто гниет заживо:
- Говорить они почти не умеют. Двигаются медленно.  Но, тебя, Степа, бояться, их не надо. Они почти всегда мирные. Но если вдруг завоют, то ты сразу беги. Залезай на дерево и сиди. А как уедет такой человек от тебя, беги домой.
Я спросил у мамы, что с этими людьми, а она ответила, что они болеют. Я так их и стал называть про себя – «больные».
Вот такой дикий по нормальным меркам был разговор. А тогда я кивнул головой и принялся за ужин. Дивно вкусная картошка родилась у нас на острове. До сих пор  ее вкус вспоминаю.
Это уже потом, года через четыре, когда дела на острове стали совсем ужасные,  мама рассказала мне, что больные эти – живые мертвецы. Атогда, будучи мальчиком смышленым, я стал наблюдать. Примерно половина жителей были такими же, как мама. Разговаривали, купались, улыбались изредка. Другие – те, что больные, умели только мычать, двигались осторожно. Многие имели раны на лице. Кожа у них слезала. Летом, те из них, что жили в семьях, занимались обычными делами – садили картошку,  пшеницу, лен, ухаживали за домашними животными. Что им родственники говорили, то и делали. В свободное время сидели на скамейках и тупо смотрели вдаль. Зимой же уходили в сараи, где, собственно говоря,  и жили. Мне казалось, что это правильно. Раз они болеют, то могут заразить и других.
Наша деревня состояла примерно из ста домов. Большинство было старыми и постепенно разваливались. Но их ремонтом почти никто не занимался. Казалось, что жители просто существуют, доживая какое-то время. Вечерами многие ходили к озеру, смотрели на противоположные берега. Иногда там появлялись люди в зеленой форме. Мама говорила, что это солдаты, которые нас охраняют от местных жителей, а их от нас. Мне казалось это странным. Мы же никого не обижали. Время от времени приплывала большая лодка с мотором.  В основном в ней сидели люди в белых халатах. Они осматривали больных. Те же, кто были одеты  по-другому, выгружали на берег мешки с солью, сахаром. Как я понимаю сейчас, все остальное, необходимое для жизни мы производили сами. Иногда в лодке привозили красный ящик и все, кто не болел, опускали в них белые бумажки. Мама говорила, что это голосование, которое очень важно. Больные же ходили рядом и мычали. И больше никто на остров не приезжал и никто не уезжал. Изредка некоторые жители пытались перебраться на другой берег вплавь, но их убивали люди в зеленой форме. Тела прибивало к берегу и их зарывали в землю. Правда, потом эти люди, как ни в чем не бывало, возвращались обратно в деревню. Только становились больными. 
Мама рассказывала, что наш остров особенный. Никому нельзя его покидать, так как наших больных невозможно вылечить и эпидемия может распространиться на всю страну. Поэтому она, я и все, должны жить на острове до окончания жизни. Мне стало печально.  У нас в доме была одна книга про дальние страны и мне очень хотелось в них побывать.
Как-то я просил у мамы, где мой папа. Она ответила нехотя:
-Умер.
Я поинтересовался:
- Но у нас же мертвые, тех что убивают люди в зелом, оживают и снова приходят домой. Только больные.
Мама заплакала.
- Ты очень сообразительный мальчик, Степа. Я потому расскажу тебе, почему папа не заболел.
Где-то за полгода до того, как я уехал с острова, начали происходить странные вещи. Началось все после смерти последнего старика – дядя Глеб. Его все уважали. А потом больные стали набрасываться на других людей и грызть их. Сначала погиб пастух дядя Иван. Он возвращался вечером домой и ему перегрыз горло дядя Миша.  Иван потом ожил, но пастуха пришлось искать нового. Здоровые жители деревни стали передвигаться по острову группами, вооруженные вилами, топорами. Да что толку. Они убивали нападавших на них больных, но те снова оживали. Их становилось все больше и больше. Один раз и я чуть не расстался с жизнь, но поблизости была мама и она лопатой отрубила руки мужчине. А потом голову. Мы оставили лежать тело на земле. Нормальных людей оставалось все меньше. Однажды приплыла  лодка и больные убили несколько людей в белых халатах. Люди в штатском застрели врагов. Я помню, что мама подошла к одному из приезжих и о чем-то долго с ним разговаривала. Лодка уплыла, а мы вернулись домой и несколько дней из него не выходили, закрыв все двери и ставни. Мы слышали жуткие крики. На второй день мама сказала, что нам пора прощаться. Я спросил, почему. А она ответила:
- Эти больные – живые мертвецы. Так было всегда, сколько себя помню. Над нами проделывали какой-то эксперимент, не разрешая покидать остров. Папа не выдержал и поплыл на ту сторону. Его убили, но на большой земле. Я не знаю как, но там научились делать, чтобы мы не оживали. Я имею в виду всех. Тебя, себя, других. Мы не можем умереть на этом острове. Видимо, природа дала сбой. Одни из нас менее агрессивны, как мы, другие более, как те, что сейчас воют. Пока жили старики, а Глеб был последний из них, они умели как то регулировать численность мертвецов, не давать им становится совсем уж агрессивными.
Я долго думал над тем, что сказала мама.
- Я бессмертный?
- В определенном смысле, да. Как и я. Как все мы. Я же говорила. Но после смерти, что обычно бывает у людей, мы становимся агрессивными. Как те, на улице… Остров обречен. Они мертвецы всех убьют, а потом умрут от голода. Уже навсегда. Только так мы умираем – жители острова.
Мама рассказала, что договорилась с одним человеком с той стороны. За старинное украшение он согласился приплыть вечером на лодке и забрать меня. Я не помню, как мы бежали по острову. Хорошо, что зомби в этот вечер хорошо потрудились и были не голодны.  На берегу мы встретили дедушку Игнат. Он хотел наброситься на нас, Мама подошла к нему и показала что-то. «Это амулет старика Глеба. Делает их ненадолго людьми». – сказала мне она. Вскоре пришла лодка. Мама буквально затолкнула меня в нее и тревожно глянула на Игната.
Я до сих пор помню лица двух людей, смотрящих на меня с берега. Мать махала платком, а дедушка Игнат плакал. Он вытирал слезы рукой и от лица отваливались куски кожи, обнажая гнилое мясо. «Только не оглядывайся»,  - закричала мать, а потом я услышал вой и вопли на берегу…
Сейчас, когда мне почти 70, я могу хотя бы немного понять, как так  получилось, что в самой обыкновенной области был остров, где вместе с обычными людьми жили зомби. Немало времени убил я на поиск хотя бы крупиц информации.  В архивы ходил, с жителями деревушек на берегу озера общался. Оказалось, что когда-то на острове жили колдуны. Уж не знаю как, но они смогли стать бессмертными. Такими, как рассказывала мама. Думаю, что они и сами были недовольны собой. Да было уже поздно. Сначала они еще общались с местными жителями, но когда живые мертвецы стали заполнять округу, правительство спохватилось. Еще то правительство, дореволюционное. Остров отрезали от внешнего мира. Коммунисты нарушать традицию не стали. Лишь начали наблюдать и изучать… И сейчас остров закрыт от всего мира. Что там происходит, я не знаю. Но, думаю, скоро все станет ясно.  В одном из архивов я узнал, что есть способ попасть на остров. Ход, берущий начало в одной из церквей на большой земле.  Может быть на острове уже и нет никого живых, а может ситуация стала развиваться по другому и зомби научились выживать. Так или иначе, но перед смертью или что там меня ждет впереди, я хочу вернуться в родные места. Вкус той картошки, прелести рассветов у озера, надежды на лучшие времена я не могу забыть до сих пор.