Под занавес спектакля. Предисловие

                ПОД  ЗАНАВЕС  СПЕКТАКЛЯ

 
               
                ВЕСЬ МИР – ТЕАТР!
                ТЕАТР - ВОЕННЫХ
                ДЕЙСТВИЙ             
                В ВОЙНЕ  ДОБРА И ЗЛА,
                НО ЛЮДИ - НЕ АКТЁРЫ
                В НЁМ.  ОНИ В НЁМ  -
                ВОИНЫ  ИЛИ СТАТИСТЫ
                И ЭТО – НЕ ИГРА!
    

               



 Вступительное слово автора:

         В юности мне бабушка моя как-то рассказала притчу, которую ей рассказала бабушка её, а той - её и так передавалась эта притча от неизвестно каких лет, но судя по упоминанию хазар, из уст в уста она жила с времён древнейших. Послужит ли она теперь и вам, - не знаю, но я её вам излагаю.
          Пройдут века, когда смутится разум и отступится от чести и священной веры народ русский, и этим возродит он Сатану и Сатана на Русь придет с секирами  для усечения головы Руси Великой и её народов, и если  не вернётся русский человек к священной вере, чести гражданина, то падёт на головы его секир по счёту восемь, меняющих друг друга. Под седьмой секирой на оставшихся в живых карою падёт на  Русь Звезда-Полынь, восьмая же секира разделит по живому Русь на три неравных доли. В этом лихолетье череде секир народ пройдёт  порогов девять, как прошли Днепра девять порогов при освоении земель, рождении Государства под названием Русь. Русь будет под секирами стоять  до времени, пока душа её народа не повернётся к БОГУ либо рассеется народ, исчезнет как хазар. Восемь порогов из девяти  пройдёт он под секирами  и если выживет, то значит не утратил полной веры и тогда преодолеет он порог девятый, как последнее очищение души своей и восстановится Святая Русь, и снова свою силу обретёт и славу, и будет гражданин, и свято верящий народ  вновь счастлив в этой силе, славе с чистой верою и чистою душой, неся любовь и свет народам всем, живущим рядом с ним и далеко живущих от него.
          Притчи создают нам образы и символы с прямыми указаниями  на события в веках грядущих. Если вслушаться в притчу и вникнуть в смысл её, то пережили мы секиры Сатаны и преодолели в очищении души нашей восемь порогов, осталось нам преодолеть порог девятый и станет тогда душа наша чистой и достойной жизни на Белом Свете планеты нашей Земли, дарованной нам БОГОМ не по заслугам нашим, а на служение ей. Тогда  на Свете Белом и в БЕЛОМ СВЕТЕ сердца и души наши обретут покой  для жизни радостной и вечной, из уст в уста передавая это благо.




                ПРЕДИСЛОВИЕ   

Стояло жаркое, засушливое лето. Земля под солнцем,
раскаляясь, трескалась как пересохший каравай,
который не надкусишь, хоть и задаром предлагай.
На несколько недель расстаться удалось с Москвой,
сбежав от гари, копоти и шума. С удушливой тоской
на время распрощавшись, отстранив заботы, прочь
суету отринув, под южным небом коротаю  ночь,
следя, как ворожит Могаби на красоту своей земли,
готовясь чаровать и соблазнять мне сердце на рассвете.
Мне дышится легко, раздольно и я таю в этом свете.
Стараюсь на холстах запечатлеть томление природы
в её желании жажду утолить от  проливных дождей.
Закатами любуюсь, морем, упиваюсь радостью свободы
и с каждым днём я становлюсь счастливей и сильней.

Люблю Ливадию давно, но раньше - больше нравился
мне август в Гаграх. Однако выбирать не приходилось,
поскольку Гагра попрана, разрушена, опасно изменилась.
На отдыхе я не любитель  заводить новых знакомств,
стремлюсь от них как можно деликатней уклониться,
подыскав предлог, чтоб не сердить и не сердиться.
Но тут, со мной на пару, которую зарю подряд встречала
незнакомка. Я в адюльтере с морем заподозрила её,
наблюдая - как она  смотрела с вожделением на море
и упреждала, кажется, любой его каприз. Так мне казалось,
видя, как она играла со стихией, о чём-то с ней шепталась,
а тело, золотое от загара, ласкаясь томно, извивалось,
но вдруг стремительно взрывалось страстью и словно
в ступоре экстаза опрокидывалось навзничь, замирало.

Она за мной подсматривала тоже и, наконец, несмело
подошла. Увидев на моём холсте себя, отрадно рассмеялась, -
так поёт ручей, когда из заводи бежит в пространство света
на встречу с солнцем. Ушла легко и ничего мне не сказала,
но в следующее утро уверенной  походкой подошла,
с намерением явным для знакомства и назвалась,
в приветствий череде, Екатериной Юрьевной Измайловой.
Смеялись мы до слёз и для того не мало было оснований
и причин: в Москве – в Царицыно - жила Измайлова, а я жила –
в Измайлово и роду - племени  мы были одного, имея пращура
единого, и год рождения совпадал; её супруг – Орлов и мой
был из пернатых, оправдывая высоту полёта и назначение той
легенды - о крылатых; сын у неё и я имею одного лишь сына;
у каждой по сестре, моложе нас. Её сестру назвали  – Валентина,
поверить невозможно, но мою сестру - Татьяна, не Екатерина.

И было нам приятно вместе, меж нами не бежала тень.
Привязанность росла, перерастая в дружбу. Который день
общаясь, мы увлеклись чрезмерно темой значения души
и интеллекта. Измайлова – учёный, нейрофизиолог
и я из этой же среды, но экстремал я – психофармаколог.
Служила Катенька в ведущей Академии страны, студентов
обучала. Она преподавала. Ей в человеке любопытны – душа
и мозг, а прочее необходимо, чтобы не скучали тут без дела
первые и, как обитель мозга и души, существовало тело
и работало во здравие, служило первым преданно и верно.
Дойдя до вечной темы – сотворения Мира, истины познания
через Бога, Екатерина прекратила разговор. Сославшись
на усталость в этот вечер, ушла к себе. И правда, - засиделись,
заболтались до глубокой ночи, а ровно в восемь едем в Ялту
встречаться с давними друзьями для меня, на выставку
картин художников Причерноморья. Нас  там будут ждать
и как бы не проспать. Заехать обещал Кузьмин, чтоб нас забрать.

Принарядилась Ялта. Гулял народ между полотен живописи
разных направлений. Друзья восторженно приветствовали нас,
шумели. Все были счастливы и не бежало время за часом час,
Без перемен и изменений воспоминания о прошлом оставались.
Пощипывала радость за глаза,  речь путалась и волновалась.
Волнения улеглись к закату дня, пошли в кафе на берегу.
Вино, шашлык из разных рыб, всего и перечислить не смогу.
Помолодели лет на двадцать в раз, болтали непрерывно,
балагурили, шутили, в любви друг другу объяснялись. Мирно
и покойно было нам. Водораздел нас не тревожил, не смущал.
Подъехал Соколов. Мы перед ним остепенились, попритихли.
Мэтр был суровым человеком, но «сукиных детей» он поощрял.
Заговорили о больном, до вечного дошли, а как же без него,
да в вихре событийном планетарного масштаба. Екатерина
посерьёзнела, вдруг встала и пригласила всех идти за ней,
да так настойчиво, упрямо. В глазах её зажглась отвага.
Компанию всю взглядом синим, строгим обведя, спросила:
«Действительно ли всё известно и понятно вам без БОГА?!
Прошу немного помолчать, я стану делать, что решила,
а уж затем вы  скажите – что это было, поскольку и сама
не знаю я, но тайну эту я бы уже открыла, да и сняла с себя».

За ней пришли к береговой полоске моря. Не раздеваясь,
обуви не сняв, Екатерина ступила в воду, словно посуху.
Она о чём-то с Морем говорила и то - ей отвечало. К слуху
нашему слова не долетали, но Море отвечало, волновалось –
приподнялось горбом. Спина её была пряма
и она шла всё дальше в глубь, а Море отступало, выгибаясь
коромыслом перед ней. Так метров пять Екатерина шла,
остановилась, замерла, немного постояла, медленно ступала,
обратно пятясь. Горбом к ней в след катило Море, накатило
волной при полном штиле, пеною шипя, - к ногам припало,
лизнув подошвы. Не намочило даже ног и брызг не допустило.
Царила тишина такая, что слышно было, как она его благодарила,
затем лишь повернулась к нам. Застыл на наших лицах шок.
От Катеньки сияние шло, она торжественно светилась.
Тела же наши пронизал от изумления ток.
               
В толпе береговых прохожих и зевак, не охнув – женщина упала.
Екатерина подошла к ней, приказала: встань. Та встала.               
Нас она спросила: «Так что же это было?» Повисла немота.
«Так вот и я не знаю, а говорите вы, что БОГА нет, спонтанно
жизнь из хаоса родится, что химия, да физика всему вина.
Я бы хотела в Ливадию вернуться, если то возможно».
Ребята стали приходить в себя. Мы наняли на площади извоз
и всю дорогу до Ливадии она молчала,
поглядывая виновато на меня. Смутила ведь и  напугала.

А у дверей дворца сказала: « Прости, но так уже случилось,
не сдержалась я. Позднее расскажу, что знаю, а знаю больше
чем другие, но в одиночку видимо со всем - не справиться.
Всё так запуталось, хотя всё вроде просто и проще не бывает,
и человек об этом только и  мечтает, а вот - столкнётся
и теряется, не понимает. Слабы мы в вере к БОГУ, желает
каждый, чтобы - ОН за нас решал все наши чаяния, проблемы.
От меня тебе теперь - не отвертеться. ОН сказал - у веры…», -
и смолкла, будто бы печать легла ей на уста и их замкнула.
Было не понятно: шутила ли, кручинилась она, печалилась.
Все дни  затем была обычно весела и остроумна,  смеялась
много, как всегда, а о случившемся как будто и не вспоминала,
не говорила. Я не намекала и деликатно любопытством не страдала.

Забегая наперёд, скажу, что в разных переделках побывали
с ней ни  раз в дальнейшем, но «вечных» тем не обсуждали.
Она могла и вызвать ветер, и волну, и «говорить» с деревьями,
землёй, травой, цветами, а бабочки и птицы её просто обожали,
слетаясь - где бы она не появлялась и я уж ничему не удивлялась.
Своею властью не кичилась, жила как все, не торопилась
навязывать себя и мнение своё другим, но и собой не поступилась.

В Москву вернулись, встречались часто, семьями дружили,
отдыхали в разных уголках планеты, теперь на это нет запрета.
А пару лет назад, в начале декабря Екатерина предложила лететь
в Швейцарию дней на пятнадцать – на лыжах покататься,
дабы не шмыгать и не киснуть в  зимы московской  тесте,
не страдать, не огорчаться. Она путёвки заказала. На месте,
по прибытии, на лоне снежной белизны и торжества природы,
по вечерам она о тайне вслух тут говорить и начала. Я слушала
и не заметила сама как вникла, став соучастником событий,
поскольку было близко всё и рана, от потерь моих, не заживала
ещё пока, она саднила, ныла  и, зайдясь, бедой кричала в сердце.
Призвав в свои свидетели  меня, ей видимо, надёжнее, спокойней,
легче и увереннее было всё это выносить на суд неправедный.
С согласия и одобрения её - я тут всё это изложила, написала,
стараясь не убавить, не прибавить в пространстве и во времени,
рассказ. Давно пришла пора нам потрудиться. Не декларировать
любовь, - любить, с любовью жить. Вокруг себя, в себе и видеть,
и творить Свет Белый.  Душа есть свет, он изначально - белый.

© Copyright: Валентина Ахапкина, 2009
Свидетельство о публикации №1906083576
 



* - Иллюстрация "Автопортрет души" является рисунком автора.

** - Значение незнакомых терминов смотри в конце Главы двенадцатой.