Учитель Историй

В четырнадцать лет мама познакомила меня со своим школьным учителем истории.
Звали его Давид Григорьевич Удлер, он был офицер фронтовик, уже не работал и умирал от онкологии.
Невысокий, худощавый, смуглый седой человек с добрыми глазами средней величины.
Всё внешнее в нём было средним, но веселье, юмор, жизнелюбие и человеколюбие его находилось на уровне недосягаемом.
Его обожали все бывшие ученики, а моя мама почти боготворила.

Оказавшись случайно после фронта в нашем городке, Давид Григорьевич, всю жизнь преподавал в одной из 14-ти школ, женившись в учительской на «француженке».
До убийства Михоэлса преподавание в школе велось на идише, то есть школа была еврейской.
После соответствующих событий школа в полном составе за один день стала русской.
--------
Анекдот.
1985 год. Первые шаги перестройки. Ректор института вызывает коменданта студенческого общежития.
- В соответствии с духом времени получено указание Горкома создать в вашем общежитии дом терпимости. Сколько Вам необходимо денег и времени на реорганизацию?
- Две копейки и пять минут.
- Поясните.
- Выхожу, звоню из телефона-автомата: «Девочки, переходим на легальное положение».
----------
Давид Григорьевич и Дина Львовна жили в однокомнатной квартире на третьем этаже. Детей у них не было. В квартире был стандартный учительский разгром. Чай не предлагали.

Я брал у Давида книги на обмен, и мы подолгу беседовали как равные.
За свою жизнь супруги обучили множество людей.
Среди них есть директора заводов, академики и один Министр Российской Федерации, живший в детстве по соседству.
Как у Лазаря в «Рохл Лейке».

У провинциалов есть потребность следить за успехами земляков и вести реестр.
Знание о выдающихся земляках вселяет в провинциала надежду и придаёт ему уверенность в своих силах.
Затронь, ущеми провинциала и ты услышишь десятки фамилий и зауважаешь его хотя бы за то, что он знает ТАКИХ людей.

Первые беседы с Давидом Григорьевичем исподволь, но навсегда излечили меня от комплекса провинциальной неполноценности, который в 14 лет у меня ещё даже не наметился.

Этот комплекс забрезжил значительно позже – лет в 18 и как только это произошло, фигура Давида с пращой мгновенно замаячила на моём горизонте.

Старому учителю истории принадлежали на правах вотчины весь мир и всё человечество.
Говорил он о них как о собственном дворе среди многоэтажных трёхэтажек нашего города.
Как глубокое прошлое, так и настоящее виделись чёткой картинкой из его окон, выходивших на котельную и парк культуры.
Мне безумно повезло с учителями истории в школе, но Давид был НАМНОГО ВЫШЕ.
Небоскрёб.
Опыт жизни, война и самое главное это было не на уроке.
Книги я глотал стремительно  и два раза в неделю бывал в квартире Удлеров.
Давид кашлял – он уже не стал бросать курить.
Периодически на него накатывалась боль, и он бледнел и запинался, но речи его были неизменно спокойны и рассудительны.
Давид Григорьевич слушал приёмник на немецком и английском языках прямо «оттуда».
Понимая не всё, он, тем не менее, вполне улавливал суть и сообщал мне результаты хоккейных матчей в Канаде – тогда наши бились на Кубке Вызова, но трансляции шли в вечернее время и советские СМИ не объявляли результаты до трансляции.

В те дни в Роман-Газете была опубликована повесть Валентина Катаева «Кладбище в Скулянах». Мама очень хвалила эту вещь и до сих пор восторгается. Я не удосужился прочесть, но знаю,- то ли предки Катаева, то ли он сам родом из этого маленького молдавского городка.

Давид Удлер тоже родился и вырос в Скулянах и оттуда призывался в армию.
Какая-то прочная незримая нить натянулась мгновенно в моих глазах между Давидом и всей русской литературой в результате этого незначительного обстоятельства.
Эту нить Давид Григорьевич сотней-другой фраз свил в прочную густую сеть единства всех людей независимо от места жительства, религиозной и национальной принадлежности и даже эпохи жизни и прочего и прочего.

До сегодняшнего дня эта сеть новёхонькая и никуда не делась.
Более того, сеть сама растягивается как скатерть самобранка при появлении новых идей и течений, о которых Давид Григорьевич Удлер не мог иметь тогда представления.

Почти всю квартиру Удлеров занимала библиотека.
К тому времени в двух городских библиотеках мне стало скучновато, а у Давида стояли полные собрания сочинений, откуда он, не вставая с дивана, выхватывал моими руками точный том и примерно указывал страницу.

Там я первый и единственный раз в жизни увидел ПСС Жюля Верна.
Знаменитое ПСС, сталинскую историю издания которого, с блестящим грустным юмором описал Веллер.
Жаль, что Веллер и Удлер не встретились. Веллер родился рядом с Молдовой в Каменец-Подольске в семье офицера.
Я подустал от текстов Веллера, но у него есть явные и большие удачи.
Может быть, Веллеру удалось бы лучше написать о Давиде.

На похороны Давида пришло огромное для нашего городка количество людей.

Думаю, по Земле сегодня ходят не менее двух тысяч людей, которые помнят Удлера и носят в сердце его человечность.
Много это или мало для школьного учителя?
Как знать.
С детьми и внуками это воинская дивизия.
Численность воинских дивизий в вооружённых силах СССР я разглашать не могу.
Я давал воинскую присягу, а взять её назад не у кого.