Изверг

На бледной, безвольно упавшей руке тикают часики.
К чему отмерять для умершей время застывшее?
Слетятся сюда скоро люди, как пчелы на пасеку,
И будут зеваки толпиться. А тело остывшее
Все так же белеть будет мрамором, погнутой линией,
Изломанной плотью сквозь рваные кромки материи.
Лицо безмятежно спокойно, глаза темно-синие
Застыли навечно, уже не подвластные времени.
Ты – словно из фильма, где пленка была черно-белая:
Короткое черное платье и кожа бескровная,
Одна лишь помада по цвету, как вишенка спелая,
Но только размазана как-то на дуги надбровные.
Модельные туфельки, модные шпильки подломлены.
Чулочки сползли по ногам, оголяя округлости.
Прическа небрежна, и вся бижутерия сорвана.
Один только локон пока еще полон упругости:
Струится по шее, но резко затем обрывается,
Как будто цепочкой отрезаны темные кончики.
А рядом разорвана сумка, и фрукты валяются,
И в ручку от сумки впиваются хрупкие пальчики.
Но даже теперь, когда тело твое искалечено,
Ты так же прекрасна, ты словно почти что живая.
Убить бы того, кто не дал тебе вырасти женщиной!
Чье имя шептала о жизни его умоляя!