Прощание

  Рассказ.


 Меня вышли провожать мать и наша собака. Отец выйти не смог,  он уже давно был болен и из квартиры не выходил.  Мать вела на поводке нашу любимицу дома, громадную немецкую овчарку Рону. Говорить не хотелось,  шли молча. В такой момент слова только мешают.  Мартовский день был сумрачный, время от времени, из-за туч появлялось солнце, словно тайком наблюдало за происходящим, и снова пряталось, будто бы стыдясь чего-то. Мы ждали такси.  В душе что-то давило, напирало на грудь, пытаясь раздавить ее.  Но я крепился. Мать тоже. Рона, казалось, не понимала, что происходит,  сидела тихо, и тоже ждала.  Вещей было не много,  две небольшие, спортивные сумки,  никто не думал, уезжать надолго.  В кармане было триста долларов,  на первое время хватит.  Ожидание затянулось и стало невыносимым. 
   Из-за поворота, нашего дома, появилось такси. Мы нервно засуетились, сами не понимая почему.  Рона почувствован нашу нервозность, стала заглядывать нам в глаза,   пытаясь разгадать мотив нашего взволнованного поведения.  Глаза ее были полны вопросом, что происходит, зачем эти сумки?  Куда я еду? 
    Увидав нас, и мой багаж, таксист остановился напротив нашего подъезда, и стал помогать укладывать багаж в машину.  Я стоял напротив матери, и не знал что сказать.  На ее глазах проступили слезы, но она старалась не плакать, держалась как могла.
   Я обнял и поцеловал мать.  Как только  водитель такси стал укладывать сумки в багажник,  с моей Роной что-то произошло, она взволнованно металась, вырывалась,  поднимала  передние лапы, пытаясь поставить мне на грудь, пыталась лизнуть меня в губы.  Она вдруг поняла, что происходит. Она не находила себе места,  рвалась из рук матери, завывала, словно стонала.  Я крепко обнял мою собаку,  погладил ее по холке, и сказал «пока». Лучше бы я этого ей не говорил. Моя Рона,  начала лаять, как никогда не лаяла. Ее лай был похож на человеческий крик, пронизывающий души до самых затаенных уголков ее, о которых человек и знать не знает, что они существуют. Этот лай уносился во вселенную, возвращался оттуда и пронизывал мою душу и моей  матери. Солнце,  услышав этот стон Роны, спряталось за облака, и больше я его не видел.      
   Я больше не мог этого слышать,  вскочил в такси, и уже хотел закрыть дверь. Но этот лай меня остановил. Я снова  выскочил из машины, подбежал к Роне, еще раз обнял ее. Но этот раз я  уже плакал. Плакала и мать. Рона не плакала, она рыдала, она страдала больше всех. Ее страдания слышал весь мир, ибо не услышать, это было невозможно.  По крайней мере, мне так казалось в ту минуту. Ее лай был похож на человеческую речь, сливаясь со стоном  страдающей собаки.  Она лаяла, словно что-то пыталась сказать, словно боялась, что не успеет сказать что-то важное, крайне важное. Этот лай резал мне слух, разрывал мне душу. Я вскочил в такси, пытаясь спрятаться за холодным металлом машины. Но от себя не убежишь.  Слезы  навернулись на глаза, я уже ничего не видел, только по движению машины понял, что мы поехали. Я еще долго слышал лай моей Роны. И приехав на вокзал, я  слышал ее лай, я видел ее боль и страдание. Подъехал поезд, и я уехал.
    Через два года Рона умерла. Мать сообщила мне об этой страшной новости по телефону.  В эту минуту я понял, что умер член моей семьи, умер мой друг, мой ангел, моя любовь.
  Я ужасно переживал потерю. И только после смерти  Роны, я понял, о чем  она хотела мне сказать: она прощалась со мной навсегда. Это небольшое земное чудо, полное любви и преданности,  уже в тот прощальный момент, знало, что мы уже  никогда не увидимся. Она  вдруг ощутила тот дух предвидения и пыталась донести до моего сердца тайну моего будущего. Но, к сожалению, мы видим только глазами, и почти никогда сердцем.   Еще через два года я потерял отца, так и не увидев его. Отец умер за день до моей свадьбы. И  я больше чем уверен, что Рона об этом знала.
    И сейчас, обнимая моего маленького сына, я вспоминаю вещий лай моей любимой Роны – речь природы, которую я так и не понял. А ведь она говорила мне, что у меня будет замечательный сын. И я буду счастлив.
   Но счастлив  ли?  Зная, что я уже никогда не увижу, моего отца, что я уже никогда не увижу мою Рону.  И увижу ли я свою мать и сестру?  В чем собственно счастье? В будущем,  прошлом, или настоящем?  Я не услышал, голос природы, я не услышал себя. А ведь меня предупредили о том, что меня ждет, голосом моей собаки. Беда в том, что мы имеем глаза да не видим, имеем сердце да не слышим.  Ушами слышим только что нам сладко, а  боль ближнего не видим.   
   Мать осталась жить одна. Она подобрала на улице собаку, дворняжку,  и назвала ее Рона. 
    Глядя на фотографию моей семьи, висящую над моим письменным столом, я слышу прощальный лай моей любимой собаки, прощающуюся  со мной навсегда.
    Но пройдут годы, и я больше чем уверен, я знаю, что однажды мы с ней встретимся. Мы обязательно встретимся!
   Я  буду идти по синему синему  небу, а навстречу мне будет бежать моя любимая Рона! И я побегу ей навстречу, и  мы сольемся воедино, и нас уже никто не разлучит, даже Ветер! И мы пойдем  вместе. И Солнце будет указывать  нам дорогу.
   И однажды на зеленой лужайке, будет играть маленький мальчик. И вдруг подняв голову к небу, он обратится к своей матери, одернув ее за рукав. И скажет: «ма… смотри человек и собака». Мать посмотрит в небо, но увидит только белое облако. Пожмет плечами и ничего не ответит. А по синему синему небу будут идти человек и собака. И они уже никуда не будут спешить, ибо будут  уходить в Вечность.