Филомела и тростник

И если скажет Пелевин: «Вот лишние люди» - я точно одна из них. Из всех мороженщиц Полозковой, всех подорожных книг плету свою душу столбиком вверх лицом, начало сходится с низом и верх с концом.

 Вот пленка коротким метром, я помню мгновенье – вас несло переменным ветром на уровне наших глаз. Вы что-то шептали тихо, не попадая в размер, уже цвела облепиха, в разговорник со злом «ке-фер». Куда идти-то здесь, завтра, неделю, когда-нибудь я буду гадать вам – карта идет, пролагая путь. Я буду верна вам скопом, читатели от тоски, делись-ка со мной укропом и уксусом мажь виски. Родиться в Севилье стыдно, как оперный персонаж, а здесь ничего не видно, хоть мажь мне виски - не мажь. И если Пелевин скажет: «Куда она здесь летит», как узел тугой развяжет, и я потеряю стыд. Придут они, лишние люди, и мы разведем костер, и каждый в своей посуде разбавлен, хитер, остер. Язык мой, меня не слушай, чужие с тобой давно, и дух не витал над сушей, дела твои дивны, но на каждое дело в мире бездействия полн сосуд, Державинский Лир в кефире, и мухи дыханье пьют.