Песнь Бояна

Ой, вы гусли, гусли звонкие!
Вы ли петь да не обучены?
Вы играли песни многие,
Что из самых лучших — лучшие!


Что за ярмарка веселая?!
Что за пестрое собрание?!
Веселитеcь, люди вольные,
Позабудьте беды тайные!


Ой, вы гусли, гусли ладные!
Пойте ж громко с переливами!
Да и много ль в жизни надо нам,
Чтобы сделать нас счастливыми?


Пусть купец шелка да бархаты
Все раздаст на подаяние,
Вор вернет, что ложью нажито,
И придет на покаяние!


Ой, вы гусли, златоустые!
Ой, ты ярмарка веселая!
Собирайтесь, люди русские:
Расскажу вам сказки новые.





СКАЗКА  ПРО  ВОЛШЕБНУЮ  СОСНУ




Давно же это было — лет пятьсот тому назад.
В одной деревне жили без родителей три брата.
Один — Илья, Никита был вторым, а третий брат
Был дурачок-Емелюшка, как то бывает часто.
Был старший своенравен и гневлив, как государь;
Никита был добрей, но слыл отъявленным лентяем;
Емеля-простофиля целый день не приседал
За братьев по хозяйству всю работу выполняя.

Таких Емель отыщется немало на Руси!
Их в сказках дурачками-простачками называют.
О чем ты дурака того не вздумай попросить —
Он все без размышлений в тот же миг и выполняет.
Была бы Русь бескрайняя богатою страной,
Когда б в семье у каждого трудяги-Емельяна
По двое и по трое не стояли за спиной
Премудрых братца, ленью от рожденья обуянных.

Все знали, что Емеля-простофиля и дурак;
То знал и сам, с судьбой своей смирившийся Емеля!
“От скудного ума еще никто не умирал” —
С той мыслью спать ложился он и просыпался с нею.
Вставал он раньше солнышка и брался за дела:
То крыша прохудилась или в поле рожь поспела,
То изгородь плетёная под ветром полегла —
Да разве ж это мыслимо — остаться вдруг без дела!

То дело было к осени. Закончились дрова.
Запряг Емеля старую чубарую кобылу,
Хворобою подкошенных не стал он братьев звать,
Потуже подпоясался и к лесосеке двинул.
Валить березу надо бы, да только он решил,
Сосну срубить поболее... А с дурака что спросишь?
Топор, как это принято, острее заточил
И поплевал на грубые, шершавые ладоши.

И рубанул — что силы есть, с размаху, от плеча!
Топор кору сосновую прорезал, словно масло...
И тут в лесном безмолвии вдруг кто-то закричал,
Любой бы крика этого, наверно, испугался?
Топор Емеля выронил, попятился назад,
Взглянул вокруг испуганный. Стоит спокойно кляча.
Топор поднял и снова за работу принялся,
Но рубанул лишь — тотчас же был остановлен плачем.

И вдруг с мольбою в голосе Волшебная Сосна
Совсем оторопевшему Емеле прокричала:
“О, сжалься, добрый молодец, не погуби меня:
Сосна-то я волшебная, сосна я — не простая!
Что хочешь — то и сделаю. Ты только прикажи?!
И станешь ты богаче всех в своей родной деревне;
Или хоромы выстрою — живи и не тужи!
А хочешь, ты полюбишься Прекраснейшей царевне?!”

Вот это диво дивное! Вот чудные дела!
Не мог понять Емеля что же дерево просило,
Потом собрался с мыслями и молвит: “А смогла б
Меня умнее сделать?!. не богаче, не красивей...
Лишь дай ума поболее, а я уж сам смогу
Богатым стать и мудростью понравиться царевне!
Тогда тебя не трону я и тайну сберегу!
Я не хочу, чтоб кликали меня дурным в деревне!”

 “Ну что ж, — Сосна ответила — ты видишь тот ручей,
Он из под корня старого течет, едва заметен?
Его водой умойся ты, его воды испей
И станешь мудрым тотчас же! Мудрее всех на свете!”
Ручей у корня старого Емеля отыскал,
Лицо омыл горячее и досыта напился.
Ни солнце не померкло в небе, гром не грохотал —
Ничто не подтверждало то, что он как-то изменился.

А может быть остался он, как прежде, дураком
Раз в это превращение поверил без сомненья,
Но он Сосне Волшебнице отбил земной поклон,
Свалил березу стройную и покатил к деревне.
И как сравнить умнее он или глупее стал?
Ведь не устроишь бедному зачёт или экзамен,
Коль он за жизнь и книжки ни одной не прочитал!
И в чем мерило глупости — сперва скажите сами?

И все же что-то дивное случилось в этот миг,
А может было чудо лишь его самообманом?
Он думал: “Как безбрежен, как прекрасен этот мир,
Но это разуметь не достаёт ума нам!”
А братья как лежали, так лежали на печи,
И время там, на печке, изваянием застыло.
Лежали и дремали в тусклом пламени свечи
И ни единой мысельки в их лицах не светилось.

“Вставайте, братья милые! — Емеля прокричал —
Не уж-то вы в лежании находите усладу?
Давайте жить по-новому. Не дело то — скучать,
Когда так много важного нам в жизни сделать надо!
Подумайте, насколько все бы стали лучше жить,
Когда бы все живущие трудом объединились?
Все вечные проблемы мы смогли бы враз решить,
За год бы в кущи райские Россию превратили!”

“Смотри-ка, братец тронулся — Никита прошептал, —
Ни как переработался с утра на лесосеке?”
“Бог мой! Как я от дурости — сказал Илья, — устал
Ведь нет и тени разума в убогом человеке!”
“Да нет же, я не тронулся!” — Емеля возразил, —
И про Сосну Волшебную своим поведал братцам,
Что он не злата-серебра в награду попросил,
Что он решил от дерева премудрости набраться.

Таких Емель отыщется немало на Руси.
Не зря их дураками называют даже в баснях...
“И что же ты, дубинушка, — Никита пробасил, —
От воза драгоценного с царевной отказался?”
“И что же, простофиля ты, — набросился Илья, —
Хоромы златоверхие не выпросил у древа?
И носит же такого неразумного земля!
Сейчас же одеваемся! Скорей в дорогу! Все вы!”

“Не стану я показывать Волшебную Сосну
Зачем нужны богатства нам? Мы сами их добудем
В трудах тяжелых, праведных. Построим не одну,
А три избы высокие и краше их не будет!
Мы станем не растрачивать добро, а созидать!
У нас богатство главное есть — головы и руки!
Подумайте, родимые! Зачем же даром брать?
Ведь что на печке лежа вы оставите для внуков?”

”Емелюшка, ты умница,— Илья пролепетал —
Конечно же, отстроим мы потом себе хоромы!
И все же нас с Никитою сейчас веди туда:
Нам нужно для начала лишь: коня, бычка, корову.
А лучше оставайся дома, печку распали,
Лишь покажи дорогу нам — туда мы сходим сами.
Скажи нам: где находится Сосна? В какой дали?
А мы тебе подарим полушубок с сапогами.”

Емеля заупрямился. “Сосну не покажу!
Корову заработаем, бычка и жеребенка!”
Подняли братья старшие, Илья с Никитой, шум,
Какого век не слышала родимая сторонка.
Просили по-хорошему часа, наверно, два,
Пытались лестью сладкою узнать про эту тайну.
Потом терпенье кончилось и стали избивать.
А он, дурак, упрямится: “Мы всё добудем сами!”

Случился тут поблизости Боярин на беду;
На шум послал приказчика  в чем дело? — разобраться...
Вот под руки избитого Емелюшку ведут,
За ним по руки связанных его родимых братцев.
Упали братья под ноги — “Боярин, не губи!
Всему виной Емелюшка!” — Никита рассказал всё,
Как брат их на дрова решил в лесу сосну срубить,
Как от даров неслыханных, волшебных отказался.

Таких Емель отыщется немало на Руси
Они к необъяснимому всю жизнь свою стремятся
Ну вот, дурак-Емелюшка, похлебку замесил
Такую, что вовек тебе хлебать не расхлебаться!
Ну что б ему подарками свой воз не завалить,
Приехать в избу новую, жениться на царевне.
Нашел чего у дерева в награду попросить,
Надумал кущи райские взрастить в своей деревне!

Боярин братьев выслушал, глазами засверкал
И перегаром водочным в лицо Емеле дышит:
“Емелюшка, всю жизнь свою я ту сосну искал!
Поди, шепни на ушко мне: как к ней дойти, ты слышишь?!”
А он стоит, как вкопанный и глазом не ведёт.
Боярин злато-серебро сулит, не зная меры,
Когда к Сосне-Чудеснице его он приведёт,
Когда к Сосне-Волшебнице придёт Боярин первый.

Столбом стоит, не движется, не молвит ничего,
Уже Боярин посохом не раз его уважил,
Потом взбесился, c руганью, велел в подвал его,
Покуда не опомнится, свести послушной страже.
И вот в темнице каменной Емелюшка сидит,
А долго или коротко в темнице той пробыл он?
То сказку скоро скажешь, да в делах нельзя спешить!
Уж братья про Емелюшку и думать позабыли.

Но вот узнал Царь-Батюшка от подданных своих
Про то, что у Боярина томится странный узник:
Он знает про сокровища, он знает про тайник,
А в тайнике том — золото, что так для власти нужно!
Cтрана его измучена бессмысленной войной,
Недешево обходятся двора увеселенья...
И повелел Царь-Батюшка — послать туда конвой,
К нему доставить узника тотчас, без промедленья!

И вот ведут Емелюшку под стражей во дворец.
В темнице, в одиночестве сумел таки понять он,
Что он — совсем не умный, что он всё-таки — глупец
Раз о Сосне Волшебнице своим поведал братьям.
И понял, что обязан он в секрете сохранить
От жадных и завистливых, упрямых и жестоких,
От всех, кому мечтается стяжать, лукавить, мстить
К Сосне, ему известную, заветную дорогу.

Пять дней его Царь-Батюшка угрозами кормил,
И пять ночей Царь Батюшка был с ним добрее Бога,
Отдать в супруги меньшую царевну посулил,
Когда к Сосне-Волшебнице укажет он дорогу.
Таких Емель отыщется немало на Руси:
Их не обманешь золотом, им серебра не нужно!
На утро дня субботнего на площади, в грязи
Емелюшка, закопанный лежал, челом наружу.

Мальчишки драли за уши Емелю-дурака,
В лицо его почтенные боярыни плевали,
А чтоб его из жалости никто не откапал,
Три стражника с секирами Емелю охраняли.
Земля — не пух: холодная, а голод — не кума.
Душа же не торопится его покинуть тело.
Да! Нахлебался горюшка Емеля от ума,
Решив по недомыслию Мир Божий переделать.

Морозцами ноябрьскими легла на землю ночь,
Подернув коркой тонкою вокруг Емели лужи.
Закрыл глаза и молится: “Возьми меня Господь
К себе. В аду, наверное, уже не будет хуже!
А что, когда отыщется Волшебная Сосна,
Достанется завистникам Сосны Волшебной сила?!
О, лучше б ей обуглиться в объятиях огня!
О, лучше бы тогда еще то дерево срубил он!

Нисколько ты, Емелюшка, тогда не поумнел,
Когда не смог возможные последствия предвидеть!
Кто б не нашел то дерево, чего б не захотел,
Каких бы благ не требовал — одни несчастья выйдут!”
И тут его, несчастного, вдруг стражник тормошит:
“Послушай, отпущу тебя, как говорится, с Богом.
Тебя отрою. Только ты Сосну мне покажи —
И на четыре стороны ступай своей дорогой!”

Емеля дал согласие вести его к Сосне.
Стрелец отрыл несчастного Емелю-дурачину.
В морозном, чистом воздухе кружился первый снег,
И знал дурак-Емелюшка: близка его кончина.
Уже под утро хмурое до места добрались.
Он стал просить охранника разжечь костер погреться.
Набрал сухого хвороста, лучину запалил,
Не показав попутчику Сосны Волшебной места.

Когда же жарким пламенем весь хворост занялся,
Он ветку посмолистее, посуше заприметил,
Заснул беспечный страж его, Емеля факел взял
И с факелом пылающим пошел деревья метить.
Вокруг уже пылало все, когда проснулся страж
От вопля неприятного, берущего за душу.
Емеля бегал по лесу с лучиною в руках.
А лес шумел напуганный, а лес пылал все пуще.

Весь лес гудел от пламени. Но чей-то громкий плач
Сквозь гул пожара слышался совсем как будто рядом.
На помощь окаянная Сосна к себе звала,
Да разве ж это мыслимо с лесным пожаром сладить?
Ослабшего Емелюшку нагнал свирепый страж
И острою секирою пронзил одним ударом...
Жизнь дурака-Емелюшки на том оборвалась,
И жизнь Сосны-Волшебницы закончилась в пожаре.

Никто не вышел из лесу — ни зверь ни человек!
От непролазных зарослей остались головешки.
Пришла зима. Пожарище присыпал ранний снег,
Укутав белым саваном и сосны и березки.
Весной трава зеленая над пеплом поднялась,
Ожил, заснувший на зиму ручей под старым корнем.
Его вода священная — про это ходит сказ —
Она способна каждого спасти от разных хворей.

На месте леса старого поднялся новый лес.
В нём сосны есть высокие и стройные, как в старом;
И может быть, кто ведает, сосны той дочка есть,
И так же наделенная её волшебным даром.
Но стоит ли чудесную сосну в лесу искать?
Ведь доказал  Емелюшка, увы, ценою жизни,
Что главные сокровища у нас, людей, в руках
И  в  даре  том божественном — СТРАДАТЬ,
                ТВОРИТЬ И
                МЫСЛИТЬ!


















ДОБРАЯ  ФЕЯ




В далёкой сказочной стране,
в Затридевятьземелии,
Где летом — зной, зимою — снег,
жила простая Фея.
Когда б она жила средь нас,
для нас то было б чудо;
Но та страна чудес полна —
Жар-Птица, Чудо-Юдо;

Там что ни день, то чудеса:
изба на курьих ножках,
Кудахча бродит по лесам;
там гномов встретить можно.
Волшебный населили лес
кикиморы, злодеи!
И в той стране, Стране Чудес
жила Простая Фея.

Там, как в театре как-то раз
все поделили роли
И сотни сказок хоть сейчас
они сыграть готовы.
Там Змей-Горыныч сотни лет
играет роль злодея,
Кощей Бессмертный белый свет
тиранит от безделья.

Но охраняют от невзгод
Затридевятьземелию
И добрый, сказочный народ
волшебники и феи.
Покоя не было и нет
ни дня Прекрасной Фее
В далёкой сказочной стране,
в Затридевятьземелии.

Она красавицей была —
такая не приснится:
Бровей два чёрные крыла,
и чёрные ресницы;
А бирюза огромных глаз,
как горные озера,
И нос изящный — в самый раз
такой как нужен, в пору;

Она явилась в этот мир
любить и быть любимой,
Но был хмельной любовный пир
ей не сужден доныне.
Но я, признаюсь, не слыхал
и не могу представить,
Кто мог бы в роли жениха
ей партию составить.

Вокруг неё любовь царит:
Принцессу Белоснежку
Нашёл Прекрасный Белый Принц,
бесстрашный, сильный, нежный.
У Иоланты есть жених,
и скоро будет свадьба.
Живут герои наших книг,
и меж собою ладят.

И в этой сказочной дали
жизнь не стоит на месте:
Другие принцы подросли
и выросли принцессы.
И только Фея все одна
на целом свете белом.
А как быть матерью она
и стать женой хотела!

Она защитницей была —
лечила от проказы.
Грудных младенцев берегла
от порчи и от сглаза.
Она из самых добрых фей
прослыла самой доброй:
Не раз животных и людей
спасала от хворобы.

И если где-нибудь беда, —
ей сердце путь укажет, —
Она на зов спешит всегда
и помощь всем окажет.
Ни дня нельзя передохнуть
хоть нечисть спит беспечно:
Недоглядела — где-нибудь
зло воцарит, конечно.

А из подростков и детей
волшебница любила
И покровительствовала тем,
кто сиротами были.
И чтобы уберечь от зла
у Золушки несчастной
Та Фея крестною была —
вы помните прекрасно.

И как бы, бедная, жила,
когда бы эта Фея
Ей в трудный час не помогла
и сердце не согрела.
Давно бы мачеха уже
её со света сжила,
Коль не была б настороже
она с волшебной силой.

Мы все, конечно, помним как
Она, всем злым на зависть,
Смогла в хрустальных башмачках
любимицу отправить.
На сказочный, волшебный бал,
что с Золушкой там было,
Но я хочу поведать вам,
что с Феей там случилось.

Ведь с Принцем Золушке она
устроила свиданье.
Уж бал покинуть собралась,
чтоб их в тайне.
Вдруг, видит: Вдалеке от всех
в беседке крайней самой
Какой-то юноша присел
и отрешённый замер.

Все гости парами, а он
сидит один без пары.
Веселье, смех со всех сторон
в волшебном замке старом.
Ах, Фея! Может быть нужна
ему сейчас поддержка?
Вдруг он — калека? ты должна
вернуть ему надежду.

Она к беседке подошла,
он встал и поклонился.
И Фея разглядеть смогла
и брови и ресницы.
Он был прекрасен, этот Принц,
высокий, белолицый;
Голубоглазый и блондин.
Ну как тут не влюбиться.

Раздумьями и не томясь,
она в него влюбилась,
Влюбилась всей любовью враз,
что в сердце накопилась.
А если чьим-то колдовством
несчастный околдован,
Так вылечит она его,
красивого такого!

О, сказка! Людям ты даешь
неслыханную силу!
Богатырям на помощь шлешь
волшебную стихию.
Они способны чудеса
творить в смертельном танце
Со злом. Погибнув, воскресать,
сгорев, живым остаться!

Но этой силой наделив,
ты их не защищаешь
От беспощадных чар любви
любовь же их сжигает.
И самый грозный богатырь
беспомощным бывает,
Когда и им, ума лишив,
любовь овладевает.

Но Принц был цел и невредим
и заколдован не был.
Да, он действительно, один
здесь, на балу волшебном.
Он не скрывал того, что рад
знакомству с Доброй Феей.
И вдруг решился рассказать
ей всё, в чём было дело.

А дело было в том, что он
еще младенцем, в детстве
Был с младшей дочкой обручен
друзей его семейства.
Так с детских лет росли они —
совсем как брат с сестрою
И были искренне дружны,
хоть ссорились порою.

Но время делает своё:
растем, взрослеем все мы,
И новых чувств грядет черёд,
ребяческим на смену.
Он полюбил девчонку ту
да так, что не расскажешь!
И был готов достать звезду,
когда она прикажет.

Но с детских лет слепа она,
не видела созвездий,
Во мрак ночи погружена
и на балы не ездит.
И потому он здесь один,
и потому невесел:
Хоть был влюблен, и был любим,
но всюду — без Принцессы.

А как хотел бы с ней он быть
сейчас в гостях у Принца;
С ней хороводы заводить,
с ней петь и веселиться!
Но у него надежда есть
на чудо исцеленья!
А ты, владычица чудес,
вернуть ей можешь зренье!

Да, по несчастию, она
всегда должна быть Феей!
Ей жизнь пастушечью узнать
впервые захотелось.
На ранней зорьке коз доить,
растить своих детишек,
И на семью нужду делить,
надеясь на излишек.

Нет, не невеста та слепа,
а он глупец незрячий
Раз может попросту вот так
своё не видеть счастье!
Не уж-то кто-то полюбил
его нежней, чем Фея?
Нет! У неё не хватит сил
вернуть девчонке зренье!

Но ей по силам сделать так,
что он её забудет
И уж не вспомнит никогда —
вот это было б чудо!
Подумаешь, в Стране Чудес
на ведьму больше станет!
Пять капель зелья — и конец
всем этим причитаньям!

Но та бедняжка? Как она?
Легко ль ей в жизни было?
И в чём, скажи, её вина,
что ты в него влюбилась?
И ты способна волшебством
вернуть несчастной зренье
И не жалеть о том потом:
ведь ты должна быть Феей!

Договорились поутру
они о новой встрече.
Расстались скоро. Все вокруг
дурачились беспечно.
Звучала музыка, давно
уже за полночь было.
И расходиться надо б, но...
Но гости не спешили.

Наверно, где-то в этот раз
Бессмертный бед наделал:
В беседке Фея до утра,
рыдая просидела.
Когда б не видел слёз, друг мой,
то не поверил я бы,
Что может Фея быть другой —
беспомощной и слабой.

Увы, но Феи в мире нет —
бесплотной и бездушной,
А значит: Фея — человек
и женщина к тому же!
А рождена — творить добро
в ущерб своим желаньям,
Гася в душе своей костров
неистовое пламя.


А утром встретились они
лишь только солнце встало.
К сопернице пойти должны,
там Фею очень ждали.
Опять у Феи родилась
к себе, несчастной, жалость:
От счастья своего вчера
сама же отказалась.

Чтоб подарить совсем чужой
надежду быть счастливой.
Исправить можно все еще
волшебной страшной силой.
Но зло бесследно не пройдет!
И вот они предстали
Пред той, что исцеленья ждет
в далеком замке старом.

Как может женщина ценить
соперниц непредвзято?
Для них и сам их внешний вид,
их голос неприятны!
То нос велик, иль цвет лица
как у какой-то куклы!
То тощая, как стрекоза;
то как свинья распухла!

Но только у Принцессы той
всё было — загляденье!
Бог не обидел красотой
младенца от рожденья!
Но злая ведьма отняла
у юной крошки зренье.
Лишь Фея Добрая могла
заняться исцеленьем.

Но если чудо не вернет
прозрения Принцессе,
Принцесса с Принцем всё равно
до смерти будут вместе!
И никакое волшебство
любви их не разрушит:
Как васильки в венок живой
уже сплелись их души!

Не стану сказывать о том,
что в день тот в замке было,
Каким секретным волшебством
Принцессу излечила.
Но вот упала пелена,
накинутая ведьмой,
Впервые видела она
то, что зовём мы светом.

Сдержать была не в силах крик —
глазам так больно было!
Но огляделась через миг,
и подивилась миру,
Который прежде в звуках жил
и в рук прикосновеньях.
Её он солнцем ослепил
сияющим, весенним.

Ей предстояло вновь узнать
всё, что знакомо было.
Вокруг неё стояли мать,
отец, друзья и милый!
Давайте пожелаем им:
детей, любви, согласья;
Дожить до внуков и седин
и правнуков дождаться!

На этом кончу свой рассказ.
Но где же наша Фея?
Нельзя же нам уйти сейчас,
не попрощавшись с нею?!
Ах, вот в чём дело: во дворце
король, пошёл на сделку:
Чтоб дольше задержать гостей,
на час сместил все стрелки.

Но ровно в полночь волшебство
для Золушки кончалось:
И шесть коней гнедых её
вновь в мышек превращались;
Вновь должен Золушки наряд
в лохмотья превратиться,
А важный кучер должен стать
облезлой, серой крысой.

А Фея в этот самый миг
в беседке прорыдала.
Она смогла бы всё продлить,
коль счастья было мало.
И Золушка узнав о том
от пажа Доброй Феи
Вдруг поняла, случится что
и с кучером и с нею!

И чтоб позора избежать —
в грязнулю превратиться, —
Так поспешила убежать
от дорогого Принца,
Что потеряла башмачок
на лестнице хрустальный.
Прекрасный Принц его нашел,
стал грустным и печальным.

И клятву дал что он пойдёт
искать по белу свету,
Что милую свою найдёт —
он твёрдо верит в это.
Но он любимую свою
отыщет непременно
В какой дали, в каком краю? —
известно это всем нам.



ВОЛШЕБНЫЙ  ГОРШОЧЕК


Жил да был в одной деревне
Но в какой? — уже не помню
Паренёк обыкновенный -
Сиротинушка бездомный.
Он не знал душевной ласки,
И свое не помнил имя;
С малых лет ходил в подпасках,
И сосал коровам вымя.

Был знаком с вожжами, с плетью,
С сучковатою дубиной,
С лавкой, со звериной клеткой,
Да с ивовой хворостиной.
Ночевал в хлеву, в конюшне,
Месяцами жил в подполье.
И всегда был там, где нужен,
Но в награду ждал побои.

Рос один, как куст репейный
У дороги, всем мешая,
И к друзьям своим семейным,
Темной завистью пылая.
Вырос юноша он статный —
Молодой, красивый, милый.
Он любил животных разных,
И они его любили.

Так и выжил, как ягненок,
Средь свиней, коров и кошек,
Матери своей не помня,
Да и зла не помня тоже.
Он обидчикам простил всё
И за это на конюшне,
Незаметно он прижился;
На харчах зажил получше.

Барин юношу приметил,
Посадил его на дрожки.
Так сиротка незаметно
Стал и в дом господский вхожим.
Все у барина в достатке!
Изобилие, как в сказке!
Но всего была приятней
Дочь его Голубоглазка.

Ей бы в городе, в столице
Лучше жить, а не в поместье,
В камер-юнкера влюбиться
На балы, в театры ездить.
Кабы нам побольше знанья,
Где беда нас ждёт порою.
Мы, наверное, свиданья
Избежали бы с бедою!

Только грех ли — подскажи тут? —
В конюха отца влюбиться, —
Раз про то в романах пишут —
Романтической девице?
Да грешно ли, что однажды
Красну девицу увидел,
Не отвел парнишка взгляда?
Этот взгляд его и выдал!

Ты, любовь, людей равняешь —
Бедный ты или богатый.
Ни сословий ты не знаешь,
Ни запретов, ни рогатин!
Ты, любовь, юна, спесива
И тебе — "Нельзя!" — не скажешь,
Непреодолимой силой
Взаперти ты заиграешь.

Коли станет все возможным,
И любви тогда не будет.
Ты, любовь неосторожна
И тебе подвластны люди.
Слезы льет в светлице дева,
Паренек понурый бродит.
Что бы он не брался делать —
Все неладно, не выходит.

Червь в мозгу его завелся,
Червь голодный — не иначе.
Он терзаем был вопросом:
Как бы стать ему богаче?
Как бы стать ему богаче
Да жениться на любимой? —
Вот задал себе задачу
Из задач невыполнимых!

Где достать побольше злата?
Может выйти на дорогу
Убивать прохожих знатных? —
Но представит — сердцем дрогнет!
Вот бы клад найти богатый!
Ведь лежит в земле он где-то...
Только где копать, однако?
...Нет! На то надежды нету!

И тогда решился парень
Обратиться к ведьме старой:
Эти ведьмы много знают
И про клады, и про чары.
Поклонился ведьме в ножки,
Словно Спасу на Престоле
И заплакал горько-горько
О своей сиротской доле!

Предложил в задаток душу —
Ведьма хитро улыбнулась —
“Как бы мне зажить получше?
Мне богачка приглянулась.”
Сколько стоят наши души?
Мы того, увы, не знаем!
Это ведьмы знают лучше,
Души грешные скупая.

Для нечистой, темной силы
Только этого и надо,
Чтоб им душу предложили —
Им на это хватит злата.
Да и что для них богатство?!
Божья Искорка — бесценна!
Через души грешных правят
Злые силы нами всеми.

Ведьма отыскала где-то
Старый, маленький горшочек,
Бросила в него монетку —
Золотой с гербом кружочек.
Тут же вынула оттуда
Только два! Кладет обратно,
Достает четыре! Чудо!
Вот уж восемь! Вот так ладно!!!

Вот уже горшочек полон
Золотых монет с орлами.
Парень бросился с поклоном
Ведьме в ноги — словно маме!
Он всю ночь не знал покоя:
Очень этот труд азартный!
Все кувшины он заполнил
Так легко добытым златом.

"Дорогая! — думал парень —
Завтра к барину с поклоном
Заявлюсь. Вот будет барин
Этой новостью взволнован!
Нет! Не буду торопиться.
Надо выстроить хоромы,
А затем уже жениться
И зажить в богатом доме!

Стану барином я знатным,
А потом уж мы посмотрим
Посылать куда мне сватов:
Кто родней мне быть достоин?!"
Вот и утро наступило.
Он в подполье спрятал злато.
Голова слегка кружилась
От нахлынувшего счастья.

Он весь день скупал посуду,
Воровал горшки и кринки.
Исходил везде и всюду,
Лишь впотьмах с рынка.
Он в саду господском мельком
Силуэт увидел милый.
Тело вновь сковало негой,
Сердце бешено забилось!

"Погоди, моя любава!
Погоди, разбогатею —
Мы такую свадьбу справим,
Что не снилась королеве!"
Ночью, под покровом тайны,
Он повёз горшки со златом
Хоронить под дубом старым.
Вырыл яму и запрятал.

Он не знал с тех пор покоя,
Диким стал и нелюдимым.
Год прошёл, а он не строил
Дом и встреч не ждал с любимой
Он поник, притих, как муха.
Что ни ночь — то ездил к лесу.
И пошли в народе слухи,
Что он продал душу Бесу!

Милая, слегка поплакав,
Скоро в город укатила;
Там утешилась, однако, —
В камер-юнкера влюбилась.
Он того и не заметил,
Что случилось, все ли живы?
Парнем деньги завладели,
Страсть богатства и наживы.

Всякий раз с приходом ночи
Продолжал он множить злато
И, как крот, усердно очень
Ямы рыл и клады прятал,
Чтобы кто-нибудь когда-то
Золото из клада поднял,
Чтобы Черт за эту плату
У бедняги Душу отнял.

А потом его не стало.
Но никто и не заметил,
Что исчез он, что пропала
Тень его на этом свете.
А возможно — согласитесь? —
Умер раньше он намного,
В тот момент, когда решился
К ведьме поклониться в ноги.



ЧУЖОЕ  СЧАСТЬЕ


Про то в народе ходит сказ,
Что любит счастье работящих:
У них в избе теплей, подчас,
У них и угощают слаще;
И вечерами веселей,
Когда счастливое семейство,
Счастливый провожая день,
За чаем соберется вместе.
Да! Счастье — неженка! Она
Плохой еды не переносит,
И самый маленький сквозняк
Губителен для счастья просто.

Когда-то жил один кузнец
В избе, что дед еще построил.
Умелец был, сомнений нет,
Но недоволен был судьбою.
Ему казалось, будто он
На свет несчастным народился.
Как вечером потухнет горн,
Он думать на крыльцо садится;
Начнет в уме перебирать
Свои не считанные беды:
Уж не юнец, а не женат,
Богатства не было и нету!

Дом старый, крыша потекла,
Полы местами провалились,
Сам дом просел на три угла,
И печь не грела, а дымила.
В деревне у его друзей
Куда приличнее наследство,
А тут такая срамотень,
Что стыдно в дом вести невесту!
Обидно, не с кого спросить!
Все померли — дед, баба Тася
И мать с отцом. Лет с десяти
Он без родителей остался.

Вот как-то ночью видит сон:
Пришел старик к нему почтенный,
Как облака седым был он
И словно старый дуб согбенный,
И попросил воды налить;
Кузнец налил из бочки кваса,
Старик, как только кончил пить,
Заговорил о счастье сразу:
— “Гляжу, ты счастьем обделён,
И этой долей недоволен;
Гляжу, не скуп ты и умён
И жить счастливее достоин.

Чужое счастье дам тебе
Всего на год — и днём не боле,
А ты за этот год успей
Себе свою улучшить долю;
И ровно через год придёт
За ним хозяин полновластный,
И ты несчастному вернёшь
Подкидышу чужое счастье.
Но знай, ты должен починить
Свою покошенную избу,
Полы в избе перестелить...”, —
И растворился, словно призрак.

Кузнец проснулся и с утра
С азартом принялся за дело.
Полы и лаги перебрал,
Весь дом покрыл осиной белой.
Трудился, не жалея сил,
Мечтая о желанной встрече.
Ковал, рубил, строгал, пилил
С утра, весь день и целый вечер.
И как какой-нибудь дворец
Изба его нарядной стала.
Без дела больше не сидел.
Работал, рук не покладал он.


И вот девицы на него
Заглядываться чаще стали,
Уже не раз на сватовство
Ему старушки намекали.
Но он, чего греха таить,
Во всей округе не приметил
Одной из множества девиц,
Что стала бы ему невестой.
На ярмарку в который раз
Он в воскресенье снова едет,
Опять надеясь, что сейчас
На ярмарке он Счастье встретит.

Приехал в город. Разложил
Подковы, гвозди, скобы, петли —
Товар такой, что не лежит
И конкурентов рядом нету.
Мелькают сотни женских лиц
Угрюмых — добрых, старых — юных,
Но нет ни одного из них,
Чтобы души запели струны.
“А может все наврал старик
И этот сон — лишь сон, не боле?”
От этих мыслей он поник
И все свои припомнил боли.

Но вот как будто грянул гром,
Куда-то все исчезли лица,
Когда глазами встретил он
Ту, что давно ночами снится.
Ту, что способна счастье дать!
Товар он бросил — и за нею!
Лица милей он не видал
И стана не видал стройнее.
И вот она исчезла вдруг,
В толпе как будто растворилась.
И Счастье птицею из рук
Взлетело ввысь на лёгких крылах.

Прошла неделя, но не знал
Ни днем, ни ночью он покоя.
Работая, не приседал,
Но безутешно сердце. Ноет.
Не мог кузнец забыть о ней —
Прекрасной, неприступной, стройной
Вот наконец, в воскресный день
Он на базар поехал снова.
Теперь он знал наверняка
На что его похоже счастье.
Весь день глазами он искал
Ту, что красавиц всех прекрасней.

В деревню воротился он
Опять, несолоно хлебавши.
Кузнец, забыв покой и сон,
Осунулся как будто даже.
Через неделю на базар
Надумал он поехать снова
Уже не продавать товар,
А чтоб искать свою зазнобу.
И вдруг, как будто бы с небес,
Она на рынке появилась,
И снова бросился кузнец
Во след за ней, во след за милой!

На этот раз не упустил
Кузнец нагаданного Счастья.
Но как впервые подойти
И как сказать любимой: “Здрасте!”
Она как будто бы ждала,
Когда же он смелее станет:
Он ей являлся в зеркалах
В Святой Сочельник на гаданье.
Как трудно сделать первый шаг,
Когда перед тобой дорога!
Но коль судьба — пусть будет так!
Ведь в жизни все по воле Бога!

А вскоре в дом его вошла
Она хозяйкой полноправной.
С собою Счастье принесла,
В избе уютно сразу стало.
Зима минула. Закричал
На печке первенец желанный.
Кузнец грустнел, со страхом ждал:
Придет Подкидыш Окаянный.
Вот под окошком детский крик
Кузнец услышал утром ранним.
“Ну вот! Был прав тогда старик!
Явился за судьбой хозяин!

Как заповедано, пришел,
И Счастье мне вернуть придется!
А как все было б хорошо
Когда б Подкидыш не нашелся!
Нет! Просто Счастье не отдам!
Любому горло перережу!
Все точно старец нагадал!
И что ж мне жить, как жил я прежде?
Но одного не доглядел,
Что можно и убить младенца!”
Стать палачом — его удел.
И будет счастлив он навечно!

О, как хотел владеть один
Он этим Счастьем безраздельно,
Которое любимо им,
Которое троих согрело!
Весь от волнения дрожа,
Перед иконой помолившись,
Он взял наточенный кинжал
И из избы неслышно вышел.
Убить и все! — проблемы нет!
Но плач утих через минуту,
И что увидел вдруг кузнец,
Его смутило почему-то!

Подкидыша жена взяла
И положила на колени.
Младенец грудь, не знавший зла,
Сосал с улыбкою блаженной.
А в колыбельке мирно спал
Его накормленный сынишка,
И мать родную уступал
Чужому, жадному мальчишке.
“Так вот кого хотел убить?
Так вот чье это было Счастье?
Несчастный крошка! Так и быть
Навеки с нами оставайся!”

Лишь только год до сей поры
Кузнец с женою не дожили.
Их дом был полон детворы,
И меж собою все дружили.
В кругу двенадцати детей
Чужим Подкидыш не казался
И торопиться не хотел
Вернуть себе своё же счастье.
А может попросту не знал,
Что мог быть счастлив он иначе:
У ближних счастье отобрав
И в сундуке от взглядов пряча.


Нас трудно счастьем наделить:
Всегда чего-то не хватает.
Все лучше хочется зажить —
Натура у людей такая.
Но есть у мудрецов секрет
Для все кто личным счастьем занят:
Труда и жизни не жалеть,
Чтоб осчастливить близких самых.
Богаче счастья не найти,
Чем ощущать чужое счастье.
Чужое искренней блестит,
И у него богаче краски.