Збигнев Херберт. Рапорт

      РАПОРТ ИЗ ОСАЖДЁННОГО ГОРОДА.

      Я слишком стар чтобы взять в руки оружие и воевать как все -
      
      Из милости мне предоставили последнюю роль - хроникёра
      и я записываю - неведомо для кого - историю этой осады.

      Я должен быть точным но я не знаю когда началось нашествие
      двести лет тому назад в декабре сентябре может быть вчера на рассвете -
      здесь все заболели отсутствием чувства времени

      У нас внутри осталась только привязанность к этому месту.
      Мы удерживаем руины святынь призраки садов и домов -
      если мы утратим руины не останется ничего.

      Я пишу так как умею в ритме бесконечных недель
      Понедельник: склады пусты шныряют по городу крысы.
      Вторник: убит неизвестными наш бургомистр
      Среда: переговоры о перемирии интернированы наши парламентёры
      и мы не знаем где они нынче точнее - места их казни.
      Четверг: на бурном собрании отклонено большинством голосов
      предложенье торговцев пряностями о немедленной капитуляции.
      Пятница: вспышка чумы. Суббота: покончил с собой
      N.N. непреклонный защитник. Воскресенье: нет воды отразили штурм
      у восточных ворот их зовут Вратами Союза.

      Я знаю что это всё монотонно и никого не тронет.

      Пишу о фактах не комментирую сдерживаю эмоции.
      Кажется только факты ценятся на чужих рынках
      но с некоторой гордостью хочу сообщить миру
      что выросли благодаря войне дети новой породы.
      Наши дети не любят сказок и играют в убийства
      наяву и во сне мечтают о хлебе и супе с костью -
      совсем как псы и коты.

      По вечерам я люблю бродить по рубежам Города,
      вдоль границ нашей ненадёжной свободы
      Сверху гляжу на огни и муравейник их войска
      слышу треск барабанов варварские вопли -
      и мне непонятно как может ещё Город обороняться.

      Осада длится давно меняются враги -
      у них ничего общего кроме желания нас уничтожить.
      Готы татары шведы отряды Цезаря полки Преображенья Господнего -
      кто их сосчитает?

      Меняется цвет знамён как лес на горизонте
      от птичьей желтизны весной сквозь зелёный и красный -
      до зимней черни.

      Порой вечерами отставив факты я могу подумать
      о давних далёких делах например о наших
      заморских союзниках - знаю они совершенно искренне
      сочувствуют нам шлют муку и жиры подбадривают советуют
      Даже не знают что предали нас  их отцы
      когда были в союзе с нами во времена второго
      Апокалипсиса и потому их сыновья невинны и заслужили
      нашу благодарность - вот мы и благодарны.

      Не пережили этой долгой словно вечность осады
      те что были в несчастьи всегда одиноки -
      защитники Далай ламы курды афганские горцы

      Теперь когда я это пишу сторонников договора
      больше тех кто непреклонно хочет продолжать оборону.
      Как обычно колеблются мнения взвешиваются шансы.

      Растут кладбища редеют ряды защитников их всё меньше и меньше      
      но продолжается оборона - они будут стоять до конца.

      Если Город падёт и только один из защитников выживет
      он будет нести Город в себе по дорогам изгнанья,
      он станет Городом.

      Мы смотрим в лицо голода лицо огня лицо смерти
      и в самое худшее из них - лицо измены
      
      И только наши сны никому не подвластны.

      

    Вещь тяжеловатая сама по себе и в переводе. Написана во время объявления военного положения в Польше. Но очень важная, программная для Херберта.
    И опять - одно слово в последней строчке "sny nie upokorzone". Непокорны - слабовыразительно - волосы, подросток. Непокоримы - это вообще что-то суконное.
 Не поработить - тоже не ахти, тяжеловесно, не очень благозвучно, но сильнее
обозначает сопротивление, красной строкой пронизывающее стихотворение.
  Нашёл! "никому не подвластны"

 У Херберта практически нет знаков препинания - я удалил только запятые.