Сестре... Из Старого

(подражание Бродскому)

ты понимаешь, если жить по правилам,
то можно превзойти саму себя,
(кого таверна сразу обезглавила,
кого убила, радостью робя),

и если хаждем истинным, купеческим,
что в волглой первозданной тишине
фаллическим аиром (кашей греческой)
по ново-русской гречневой крупе

полюбит,(истинно, потом – не истинно),
пижамы и коленки теребя,
иль сразу в дамки; что, когда окислено,
живое тело мёртвого вождя

несёт нам код, но нету, нету времени
(на темно-желтой злачной полосе),
от настроения до "правда,настроения",
опять таким, как все, таким, как все,

идём: часы, кукушка, борзый маятник
(борзейший из борзейшего борзой –
спасибо маме, что когда-то спрятала
за среднерусской злачной полосой)

стоим; стоим, не замечая времени,
(проклятием старинного «времён»),
и, обессилив, припадаем к стремени,
казацкого иль ханьского стремён,

и ловим стих, сознаньем покалеченным,
(но, правда, кто-то будет нас читать),
признав всё то величье этой женщины,
хозяйка что, любовница и мать,

и узко, очень узко ограничены
(ну, что же, брат мой старший, ты притих),
мы ловим стих тогда из этой женщины,
войдя во сон, мы ловим этот стих,

в отчаяньи тот стих приходит набожно,
(вот это время - мысль остановить),
чтобы закончить, и опять,как каторжник,
над пропастью во ржи  д е т е й  ловить...