Барабан души

 «…Божок Вселенной, человек таков,
Каким и был он испокон веков.
Он лучше б жил чуть-чуть, не озари
Его ты Божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовёт
И с этой искрой скот скотом живёт…»

И.В.Гёте, «Фауст», Пролог на небе,
монолог Мефистофеля.


Я искал для поэмы героя,
Обходя города и веси,
Даже землю в поисках роя.

Справедливою мерой взвеся,
Из отобранных в кандидаты,
Я убрал из списков в герои
Почти всех. Вот только солдаты
Симпатичны мне. Я не скрою,
Что они высокого слога,
Как герои, безспорно достойны,
Но о них написано много -
Нескончаемы в мире войны.

Раньше сам я, по мере сил,
(Не судите меня слишком строго)
Их геройство превозносил
Пред людьми и пред Богом.

Остальные не вышли в герои
Из-за зависти, лени и спеси.
Если в мыслях их святость утрою -
И тогда не подходят для песни.

Может взять мне себя в герои?
Только чем я лучше других?
Будь, поэма моя, без героя,
Чтобы был безпристрастным стих.

Но, коль вдуматься не спеша,
То герой поэмы - душа.
_____

Бог создАл нас со свободной волей.
Свободны мы и в мыслях и деяниях.
Но для себя хотим заветной доли -
Побольше золота и меньше покаяния.

Нам тяжек груз свободной воли.
Свобода воли нам во зло.
Она приносит чувство жгучей боли,
Как будто по спине ударили веслом.

Когда прокладываем в жизни путь-дорогу,
То святость не приемлем за веху,
Свои шаги не направляем к Богу,
А выбираем лёгкий путь к греху.

Свобода воли превратилась в лёгкость дум.
И мы, по вечной лености души,
Не загружаем Божьим словом ум,
Жить, предпочтя своей душой в глуши.

В наших чувствах одно позёрство,
А душа, как пустой барабан.
Даже сердце, и то, стало чёрствым
К восприятью чужих бед и ран.

Своя майка всегда к телу ближе.
Гложет зависть к чужому достатку.
И гордыня липкая душу лижет,
Святость, слизывая без остатка.

Боль чужая тревожит мало,
Как бы вскользь, не касаясь души.
НарослО на душе слоем сало.
Равнодушны - хоть свечи туши.

Да и свечи, церковные свечи,
Не горят давно в наших домах.
И безверия тяжесть на плечи
Давит, в души вселяя страх.

Входишь в дом - ни креста, ни иконы.
Но, чтоб дать работу рукам,
Отбиваем с порога поклоны
Ожиревшим в углах паукам.

И сверкают в углах глазищами
Упыри разношёрстной масти.
Сатана себе жертву ищет,
Обнажая клыки в жуткой пасти.

Вместо Бога живого, в душах
Золотого лелеем тельца.
Упырём он нам души сушит,
Кровь сосёт и гложет сердца.

Паучиная вера сектантства -
Что ни секта, то местный божок.
В них не вера, а окаянство,
К сатане добровольный шажок.

Бога в рже и репейнике ищем.
(Не умнеет российский дурак!)
И молитвы творим идолищам,
Погружаясь, всё глубже во мрак.

Там, где грех - и днём небо звёздно.
Только лжива греха позолота.
Загляделся - назад уже поздно -
Засосало гнилое болото.

Ах, как весело, радостно тонем,
Упиваясь всесилием мнимым!
Не заплачем и не застонем
Неприкаянные пилигримы.

А зачем стонать и рыдать,
Если манит, как бабочек к свету,
Рублёво-долларовая благодать,
Выдавая на всё ответы.

Мировых не решаем проблем.
Чай, ума не большая палата.
Но средь прочих житейских дилемм
Решена одна - жажда злата.

Таращимся в золото, не дыша.
Маммона - для нас Господь!
Эх, ты, тлеющая лучиной душа,
Покорила тебя вялая плоть.

Протрубил в душах дьявола рог.
(Мы так смело к нему гребли!)
Покорится нам даже Бог,
Благодать, даря за рубли.

В падших душах гордыни премного.
Мы гордыней себя убьём.
Слабоумные - мы и Бога
Подкупить возжелали рублём.

Выметает дьявольский веник
Святость с сирых, дырявых душ.
Всё решаем с помощью денег.
Мерой жизни стал денежный куш.

Чем богаче, тем значит, святее,
Чище, лучше, добрее, милее.
Тяготеет душа, тяготеет
К рублёво-долларову коктейлю.

А коктейль-то настоян круто
На людской кровИ и на злобе.
Но мы пьём, так как жаждем уюта,
И испив, не бьёмся в ознобе.

Нам приятно - в карманах шаря -
Ощущать рублёвое жженье.
В умилении жмурится харя,
И в душе, как в вине, броженье.

Деньги, денежки - вот мерило
Нашей совести, чести, души.
Мы в лицо переделаем рыла,
Деньги веером распушив.

Не играть в душе звонкой лире.
Затоптали струны ногами.
Что нам вечность, коль в бренном мире
Ощущаем себя богами.

Мы из грязи, да сразу в князи.
Нас гордыня, как пламя, жжёт.
Запряжённая - у коновязи -
Тройка дьявольская уже ждёт.

Злой возница коней очертячит,
Скрыв лицо под серым ряднОм.
Впереди миражём замаячит
Свет, безжизненным, жёлтым пятном.

И помчимся - коней пришпоря -
По телам, без дорог, по кровИ.
В упоении не чувствуя горя,
Что во след слезами кровит.

Впереди не видно ни зги,
Только грубый вороний кар
Пробивает током мозги,
Раздувая мыслей пожар.

Холодком под сердцем повеет,
И в руке погаснет свеча.
А возница коней плетью греет,
Смехом дьявольским хохоча.

Погружённые в немоту,
Мчась, воспримем, как откровение,-
Что признали за свет темноту,
И несёт тройку в пропасть забвения.

И последним усилием воли,
Схватив пальцами вожжи дрог,
Закусив в страхе губы до боли,
Возопим: «Помоги нам, Бог!».....

Наступила пора прозрения!
Только тройка уже под откос.
Злой возница смеётся с презрением,
Вслед бросая букет чёрных роз.

И летя вниз по острым скатам,
Онемев от полученных ран,
Мы услышим - гремит набатом
Наших душ пустой барабан!
______

Двадцать первый - безликий век.
В нём безверием люди больны.
Время, мощью прибрежной волны
Наши жизни слижет. Как снег
Лижет солнце голодное в марте.
Мы уйдём в безконечную даль,
Не означенную на карте.
И задует упрямый мистраль
Всё, чем жили на этом свете.
И потомки, чья память, как тень,
В час полуденный в сонном лете,
Будут помнить лишь прожитый день,
И немножечко - вскользь - о прошлом.
Вновь гордыней и спесью пошлой
Жизнь наполнит людские сердца,
И паденью не будет конца.

Ad calendas graekas, до скончания века
Не исправить суть человека.


Ad calendas graekas лат. (ад калэндас грекас) -
до греческих календ, никогда.

1994 год