ДВОЕ

« «;;А;;» »
Нет, я так больше не могу, не хочу, я больше не выдержу. Все во мне вздрагивало, а остатки нервов, наверно, растворились в жгучей смеси ненависти, презрения к самому себе. Я ходил по улицам, под холодным дождем, под жгучим солнцем, под липкими взглядами ненавистных прохожих, и ненавидел себя еще больше. Я смотрел на милые парочки, мирно идущие узкими улочками, глядел и ненавидел их остатками всей своей никчемной души. И в то же время я восхищался ими, обожал за их умение знать меньше, за возможность улыбаться по-настоящему, которую я утратил уже очень давно. Все это казалось мне смешным и абсолютно лишенным смысла, и тогда я принимался хохотать, заливаясь нервными всхлипываниями и слезами, которых даже не замечал.
Женщина за столом смотрела на меня с притворным сожалением и в то же время, мне казалось, с презрением. Ее строгий взгляд из-под прозрачных стекол сжигал меня своим безразличием, порожденным профессиональной привычкой. Белый халат, символизирующий чистоту в своем идеале, казался мне мантией палача, был холоден и как-то ханжески благороден. Скорее всего, она размышляла о том, что приготовить на ужин в своей, наверняка, счастливой семье, и скоро она стала для меня врагом номер один.
Я довел себя до такого напряжения, что повязки, наскоро наложенные на грудь, окрасились  в красное. Вчера, а, может быть, позавчера мне в руки попал обычный канцелярский ножик, и я, вовсе не чувствуя боли, множество раз погружал его в  кожу на груди. А потом в изрезанную кожу вонзал ногти и раздирал страдающую плоть. Когда меня нашли, я представился ужасающимся взорам сплошным кровавым месивом. А далее история понятна. Я был доставлен в соответствующее заведение, где меня закрыли в отвратительной палате.
Все те же холодный глаза за тонкой пеленой стекол, все тот же безучастный взгляд, нацеленный на мои поседевшие виски.
Мне дали успокоительное и отвели в палату, так как самостоятельно я двигаться уже не мог. Ноги подкашивались, тело стало свинцовым. И только рассудок оставался нетронутым, никто и не знал какими дозами я кормил себя, и  конечно столь незначительная порция лекарства ничего не могла поменять. Я подогнул ноги и обхватил их, устроившись у изголовья. Мое раздробленное сознание наблюдало за мной, было совсем рядом, а потом я стал себя видеть напротив. Я сидел на стуле и в моих руках были сигарета и бокал с коньяком. Приторно спокойный взгляд испепелял меня, полная противоположность меня в моем же обличии. Дрожь пронимала меня, и холод сменялся жаром, невыносимым, и я вспомнил про ад. Мы смотрели друг на друга, и так длилось достаточно долго. Дрожь отступала, я не чувствовал ни ног ни рук, и только прерывистое дыхание выдавало остатки жизни во мне. Вскоре прекратилось и оно.
А он смотрел на меня, все смотрел и смотрел, так долго, так пристально и так холодно. Двойственность, порожденная смятением души, огнем и льдом, противоборствующих начал обернулась весьма печальным завершением. Очередная сигарета успела дотлеть, раздался звон бьющегося бокала…

20.05.2009



ДВОЕ


Рецензии