Temptation

- Вы верите в жизнь после смерти?
- Поверю, кабы поверил в эту жизнь.
(Болконский)
Камень посреди пустыни. Здесь дорога ее обрывалась. Солнце в песках не всходило и не закатывалось за недосягаемую черту, у которой катались неприкаянные сухие колючие комья. Это солнце зависло слепящим полукругом, зияющим тоннелем в глубоком далеко. Через никуда в куда большее далекое никуда.
Здесь она остановилась. Села на камень, будто смотря на себя со стороны. Можно замедлить время. Можно думать.
Зачем все? О Боже, сколько же косточек перемыто глупому смыслу жизни! А мы упорно ищем, пытаемся оправдать свое существование, бежим от смерти и страха смерти. А там – тупик, стена. А в провалах стены голуби сплели себе гнезда и воркуют по вечерам, поучая маленьких голубят держаться подальше от кошки. Первого голубенка кошка поймает на завтрак, второй, увидит участь первого, а потом будет раздавлен бегущим от смерти и страха смерти человеком.
- Привет.
Рядом с камнем оказался пожилой мужчина в костюме.
- Как ты себя чувствуешь?
Девушка оглядела его невидящим взглядом.
- Я думала. И вы меня прервали. Представитесь?
Мужчина крякнул и достал визитку:
- Издательство «Возрождение». Слышала о таком?
Девушка пожала плечами, машинально скомкала визитку и кинула в урну.
- Гхм,  -сказал мужчина и поправил очки. – Ну, в общем, наше издательство предлагает тебе контракт. Деньги сначала будут небольшие, а потом считать не успевать будешь. Ну, естественно, без подставы, как вы там выражаетесь.
Девушка ничего не отвечала. Она только боялась, что зависшее солнце сейчас подскочит, завалится на бок и совсем пропадет с глаз.
 - Думай, дочка. Я-то не в восторге от твоего творчества, фантазерка, я скажу. А вот  сын у меня - так с ума сходит, обои в комнате все исписал... Как там?
И в пустыне одна, как ворона на ветке,
Завершаю бессмысленный путь...
- Там не так.
- Нет? – искренне удивился мужчина. – А как?
- Не помню. Я своих не помню. Они плохие.
- Ну, эт не тебе решать, я так скажу. А контракт подпиши, хоть деньги будут.
Девушка продолжала смотреть на солнце. Оно подрагивало и плавилось, отдавая пескам прозрачное марево.
- Простите, мне этого не надо.

И все встало на свои места. Только человек, бежавший к стене, замедлил шаг, обогнул голубенка и налетел на черную кошку, приготовившуюся к прыжку.

- Привет.
Девушка вздрогнула и поняла, что по лицу текут слезы. Нет, никто не должен видеть. Даже обладатель этого голоса.
- Нина.
Без эмоции. Просто факт. Это Нина.
- Родная моя, солнышко мое, как ты?
- Я думаю.
- А, понятно. Я ненадолго на самом деле.
Горячая волна поползла по песку, коснулась ее ног, обожгла их, девушка только это и  видела. Она вся сжалась и замотала головой.
- Тише, тише. Все хорошо, зайка, я с тобой.
Касание головы жесткой маленькой рукой.
- Я вот что сказать хотела. Тебя ждут все. Как выйдешь, очумеешь просто. Все про тебя спрашивают, хотят тусовку собрать, поговорить там, познакомиться...
- От них солнце хочет сгореть.
- Что?
Нина подняла брови, но вскоре забыла свое недоумение. Схватила сумку.
- Все, побежала. Ты думай только.
Девушка опять пожала плечами.
И образ всплыл из прошлого. Полузабытый, ломаный, дорогой. И дышалось тогда тяжелей, и думалось мучительней, и сказать хотелось этому образу:
- Я ревную тебя к смерти, муза моя. Она не страдала так, не выстрадала душу твою для единения с нею.
Но нет. Ведь и жизни ты принадлежишь, как будешь смерти принадлежать. Как жестока она!
О, если бы на всем белом свете не существовало более ничего, кроме мятежной души твоей, бури черной и света, и слез. И лишь как отголосок ее, на самом дне или в центре сердца лежала бы спящей птицей моя слепая дума о тебе...

Забвение.
Она лелеяла этот образ в своем отвердевающем сердце. И жаждала встречи с тем, кто воплощал его. 
Но однажды появился Другой. Некая тень ее Мятежной Музы, состарившаяся от пустой и бездельной жизни. Те же черты, полустертые временем, тот же голос, звучавший с холодным отчуждением... И он был в чьих-то думах, владел сердцами, мечтал, стремился, надеялся...
А она жизнь готова была отдать на заклание. Она писала, творила, жила, и как горячо, как страстно и неиство!
Муза Эрато.
Муза Прошлого.

- Эй, как ты?
На камень присел человек. Огонь померк в глазах. Нужды печатью легли на чистом лице. Осталась только боль прошлого, связующая с настоящим и заставляющая смотреть в будущее. Но и она скоро стихнет. Так становятся индивидом, частью машины, так идут по асфальту в толпе, проходят улицы и года. Так становятся человеком. Не Музой, не светлым образом.
- Я думала.
А потом человек плакал, говорил бессвязные слова, просил о чем-то. Он рисовал картины, продиктованные остатками боли прошлого. Они сильны, но зыбки, как дым потухающего костра.
- А там море, солнце... И ты поправишься!
Солнце? Где оно? И девушка, сидящая на камне, вскочила, закричала, заметалась, как ослепшая.
Бежавший от смерти и страха смерти, минуя кошку и голубей, прибавил ходу и разбился о прочную стену.
 И себя она больше не чувствовала, голоса своего не слышала, только тепло ушло от нее, оставив ледяную лихорадку.
Из темноты поползли белые демоны. Махали рукавами, хватали ее за руки, кричали фонящими дельфиньими криками, скалили желтые пасти... Затем они выросли в огромный столп, в котором угадывались черты Издателя, Нины и Человека... Этот столп взвился и втянул девушку. Там, внутри, она нашла умирающее солнце.

Она открыла глаза в слепяще-белой палате. Она увидела серое окно и затянутое небо. Потом вспомнила, что уже начало декабря. И все вдруг стало проще и понятней.
Как в дырявое сито собирать жалость к этому миру, пропускать через свою изношенную душу... Ни это ли счастье? Но неужели она свято верит, что искупит своими страданиями грядущие муки других?
А вот об этом лучше не думать. Отрешиться и жить своей болью, вбирая, как губка, общую боль мира, не деля ни с кем дозы святого чувства.
Она встала и снова увидела пустыню, дорогу, камень и солнце впереди. Только был декабрь. И она поняла.
- Снега нет в этом городе. Он не прикроет больше очерненные и заплутавшие души.
Ты сегодня утром мыла грязные ботинки. Несчастная. Если бы ты хоть кусок этого мира могла отмыть!
И небо устало. И все так ничтожно и велико. Великое ничтожество поглощает в себя, тянет... Меня бы не затянуло. Куда там! Одни глаза уже торчат, видят, а руки погрязли и ничего сделать не могут.

Холод. Снова прибежали высокие санитары, скрутили руки, привязали слабое тело к койке.

Господи, прости обломки наших потрепанных душ.

(г.2009) 



Комментарий.
Рассказ навеян притчей об искушении Христа в пустыне. Девушка поставила перед собой цель, построила свой мир, где она – страдалец за все человечество. Она подвержена искушению отвергнуть свою идею. Деньги – то, что меньше всего прельщает ее, слава – более сильный аргумент, но сильнее оказывается любовь. Солнце выступает символом ее идеи, оно сгорает по мере нарастания силы искушения.
Любовь. Здесь прослеживается вторая сюжетная линия. Девушка- поэт. У нее была муза – человек явно творческий, яркий, кумир не одной героини рассказа. Она верила в него и хотела быть с ним. Однажды она встретила человека, похожего на свою музу внешне, бывшего когда-то молодым и целеустремленным, но пережившего пик славы и не сумевшего потом найти себя, ставшего отголоском, тенью своей личности. Муза оказалась не вечной, а девушка  с такой силой боготворила ее! Итак, мы видим вместе девушку –поэта с диагнозом душевной болезни и ее кумира, вставшего на путь простого человека, пытающегося спасти свою возлюбленную. Они будто поменялись местами в плане известности и признания творчества. Он единственный ищет путей спасти ее, поэтому искушение отречением от идеи с его стороны для девушки сильнее всего.
Далее человек, бегущий от смерти. Здесь все понятно. Это не только «эффект бабочки», это побег от жизни реальной, от самого себя, от естественного хода событий. Все равно попытки тщетны и конец один. Девушка уходит от реальности, оправдывает и драматизирует свои страдания, приближает трагическую развязку, а затем натыкается на стену, неизбежную, будь она хоть сколько-то мыслящим человеком.
Теперь самое главное. Не безумцем ли был самый первый великий Страдалец, искупающий грехи мира? Не придумал ли он себе ту иную реальность, в которой жил? Не сам ли он добился намеренно трагического конца? Но это уже мысли отнюдь не автора, только больного сознания героини.
Тут есть еще много чего, вещей более простых и более сложных, но автор не считает нужным просто открывать все карты))