В час предназначенный сожжению Свободой

В час предназначенный сожжению Свободой,
Печальною Любовью исхожу,
Предвидя сутолку животных обладаний,
Ничтожество посмертного одра
И прочее, что было под лесами,
Где всякий зверь бежал впотьмах к зверью
И жался к крайности чужой животным краем,
Дабы извлечь из тела ту же Пустоту
И броситься опять к себе в Чертоги,
Молиться Неизвестному во Тьме,
Себя постыдною беседой омрачая,
Он тщится выкрасть Вечные Слова,
Рождающие всполохи Надежды…
Но тлеют дышащие Смертью Дерева,
Вновь исчезают Светлые Одежды
И брезжит тонкой ниточкой Конца…
Весь Образ Мой двойною мукой явлен
И может быть, поэтому отравлен
Лежащей в Тьме Могильной Пустотой…
И тайным Обликом Ночного Суеверья,
Мне говорящим Смертные Слова,
Несущие Холодное Дыханье,
О Собственное Тело Уязвлен,
Бреду не сетуя, среди руин постылых,
Блиставших прежде нежной Красотой,
Теплом и Воздухом, питавшим всю Природу,
Они к Предсмертной Деве вышли в Прах,
Оставив Смертным то же Прозябанье
И жажду Вечных Слов в ненастный день…
Как Ожидание Прощального Сиянья
Пред наступленьем сумерек ночных
И самым безвозвратным обладаньем,
Когда тела свергает Божий Дых
От их же Бесконечного Познанья…