Дойна о хлебе

Был богат и приволен предгорий простор
У подножья луну задевающих гор.
Далеко за пределами щедрых долин
Было видно сияние горных вершин.
И на этот манящий, чарующий блеск
Приходили порой из селений окрест
Люди, волей судьбы потерявшие дом...
Но неласковый там находили прием.

Не допросишься снега суровой зимой -
Скажут: нет ничего, проходи стороной.
А попросит прохожий поесть и попить -
Лучше было б совсем ничего не просить:
Вместо хлеба куска камень ляжет в ладонь,
Раскаленный в печи, где пылает огонь,
Или в кружке из погреба вынесут лед -
Мол, другого никто на деревне не пьет.

И со смехом глядят, подбочась, у ворот,
Как бродяга рукой обожженной трясет,
- Что, не сладок наш хлеб? Ну, вот бог - вот порог!
Может, где-то послаще найдется кусок!
Кто от этих насмешек без слова уйдет,
Кто селян за жестокость в сердцах проклянет,
Кто заплачет, кто только качнет головой...
Но однажды к ним путник пришел не такой.

Он горячий булыжник с дороги поднял,
Пыль обтер рукавом, и с улыбкой сказал,
На насмешников щуря внимательный глаз:
- Пусть Господь и за хлеб, и за соль вам воздаст,
По душе мне, хозяева, ваше село,
Знать, меня не напрасно сюда привело.
Уж давно по дорогам про вас говорят...
И холодным вдруг сделался ласковый взгляд.

На речном берегу он поставил избу,
Высоко над водою, на каменном лбу,
Натаскал плодородной земли от реки,
И к посевам киркою провел родники.
Споро дело пошло под умелой рукой.
А селяне забыли и сон, и покой -
Не упало ни капли дождя на поля,
На три пяди без влаги рассохлась земля.

Дальше - хуже. Случился большой недород -
Слишком лето холодное было в тот год.
И бродяга весь день, выбиваясь из сил,
Кизяки собирал и на грядки носил.
На него все смотрели и косо, и зло:
У него возле дома хоть что-то росло,
У сельчан не пшеница - пырей, лопухи,
А бродяга качал головой: - За грехи!

И тогда его жители выгнали прочь:
Мол, с волками живи, коли с нами невмочь!
Дали хлеба краюху, да квасу - запить,
И велели дорогу к селу позабыть.
Улыбнулся бродяга, поклон положил:
- Среди вас, добрый люд, я довольно пожил.
Пусть воздаст вам Господь и за ваше тепло...
И, в усы усмехаясь, покинул село.

Всем известно, что на зиму рубят дрова,
Лишь когда опадает с деревьев листва,
Чтоб в сырой древесине не вязнул топор...
Но зима вслед за летом явилась на двор.
Утром глянули в окна - а там все бело,
За ночь снегом по крыши село замело,
И никак не добраться до леса теперь...
Смерть стучала уверенно в каждую дверь.

Только мыши пищат по пустым закромам,
И кончаются прошлого года дрова.
Все сожгли для тепла, что способно гореть,
А пойти за деревню - там верная смерть:
Серебристые волки с заснеженных гор
В окна скалили зубы - кто даст им отпор?
Ведь от стаи отбиться нельзя топором,
Даже если идти к лесу целым селом.

В самой бедной избе жили двое сирот.
Все забыли о них - и зачем лишний рот,
Если детям родным стало нечего дать?
А сиротам зимой все одно пропадать.
Младший, мальчик, хоть корочку хлеба просил,
И уснул, замерзая, лишившийся сил.
Потеплее укрыла беднягу сестра,
И пошла со слезами долой со двора.

А в воротах - бродяга: - Куда ты идешь?
Видишь, волки кругом, ни за что пропадешь!
Отвечает девчушка: - Мы все тут умрем,
Если дров и еды для себя не найдем.
Что мне волки? Они не заставят страдать,
Нам от голода с братцем страшней умирать...
И заплакал бродяга, застыл не дыша,
Белым хлебом его обернулась душа.

В руки девочка теплый взяла каравай...
Не кончался он, сколько его ни ломай.
Так и дожили люди на нем до тепла -
Не попомнили дети им старого зла.
И огонь по домам запылал в ту же ночь:
Из окрестных лесов волки сгинули прочь.
Так ли все, как рассказано, или не так,
Но в деревне с тех пор привечают бродяг.